Лешка залюбовался автомобилем:

– Ну и машина у нее! Двигатель не меньше восьми цилиндров, мощный…

Толстуха наконец взгромоздилась за руль, машина зарычала и плавно укатила.

Лиля с Лешкой стояли растерянные: почему эта богатая чернокожая дама была одета так странно и что это за купоны?

Когда они вернулись в гостиницу, Берл сразу подошел к ним:

– Ну как, понравился вам Бродвей?

– Странные впечатления, мы многое не поняли.

– Ничего. Помалу-помалу вы все поймете. Это Америка.

– На каком языке говорят эти низкорослые люди на улице и вообще – кто они?

– О, они не знают английский и говорят на своем испорченном испанском. Это latinos из Южной Америки, эмигранты из Пуэрто-Рико, Колумбии, Гватемалы. А есть еще чернокожие из Гаити, они говорят на ломаном французском. Есть с Джамайки, тоже черные. Все низкий класс.

– Почему их так много на улицах? Больше, чем белых американцев.

– Многие из них болтаются без дела. Они в Нью-Йорке давно, а примерно здесь начинается Испанский Гарлем. Мы его так называем.

– А что это за купоны, которыми некоторые расплачиваются в супермаркете?

– Купоны? А, это foodstamps (продовольственные талоны), которые правительство выдает бедным.

– Бедным?.. Мы видели, как ими расплачивалась толстая тетка. Она не выглядела бедной.

– Толстые они потому, что много едят. Им дают пособие по бедности. Они не работают и не получают жалованья. Это Америка.

– Почему они не работают?

– У них много детей, по десять ребятишек, а то и больше. А мужей нет, как правило это матери-одиночки. Вот им и выдают пособие и талоны. И дешевые квартиры тоже.

– Но мы видели, как она укатила на таком «кадиллаке», который нам никогда и не снился!

– Да что такое эта машина!.. Рухлядь, она и сто долларов не стоит.

– Такая машина?! Всего сто долларов? – воскликнул Лешка.

– Машина эта – старье. Помалу-помалу вы привыкнете. Это Америка.

Всю жизнь они представляли себе бедность совсем по-другому. Бедный человек – худой, голодный, он выглядит несчастным, ниоткуда не получает помощи, ищет работу, чтобы заработать хоть на черствую корку. Он только мечтает о жирном мясе из супермаркета и не ездит на «кадиллаке». Да, это действительно Америка. И эта Америка казалась Лиле и Лешке очень странной.

Потом они решили свернуть от Бродвея в сторону и прошли по Амстердам-авеню несколько кварталов от 90-й до 80-й улицы. Там стояли невысокие пяти- и шестиэтажные дома с наружными металлическими лестницами на случай пожара. Через каждые два-три квартала возникали пустыри с остовами зданий. Повсюду много мусора: сломанные велосипеды, изуродованные детские коляски, грязные матрасы, старая поломанная мебель, проржавевшие куски автомобилей. Все первые этажи занимали мелкие лавочки, парикмахерские, обувные мастерские, прачечные, фотоателье и маникюрные салоны с услугой «наклеивание ногтей». Лешка даже сказал:

– Странно, почему эти черные и смуглые женщины так заботятся о своих ногтях?

Но больше всего встречалось маленьких кафе и ресторанчиков с примитивными зазывными вывесками типа «Самая лучшая мексиканская еда!» или «Лучшая в городе пицца!». Выглядело все это малопривлекательно.

По авеню мчался густой поток машин. По сравнению с московским движение казалось бешеным. Из некоторых машин неслась включенная на всю мощь музыка, зажигательные танцевальные мелодии.

Еще больше поразили их люди. На широких тротуарах перед лавочками и ресторанами толпились мужчины – молодые и старые, худые и толстые, по виду оборванцы или вовсе преступники – и женщины в обтягивающих шортах, с громадными серьгами и браслетами, больше всего напоминавшие дешевых проституток. Из всех дверей неслась громкая музыка, у многих в толпе были свои транзисторные приемники. Кругом царило какое-то приподнятое настроение, все пританцовывали, держа в руках банки и бутылки с пивом, кричали что-то, спорили, хохотали, тут же ругались.