Знание и преодоление смерти в Алхимии составляют пару, наличие которой объясняет, почему Алхимия является не только Путём Познания, но и Путём Спасения. Таким образом, Алхимия есть поведенческий ответ на проблему экзистенции, – конечно, в качестве рабочей гипотезы, поскольку рабочей гипотезой будет всякий ответ на эту проблему.

На полный тревоги вопрос, «каков смысл жизни и смерти – моей жизни и моей смерти?» алхимик не отвечает sic et simpliciter[47] актом веры в Бога, что эквивалентно подписанию бланкового векселя;[48] не отвечает он ни категорическим отрицанием атеиста, который, отвергая Бога, осуществляет негативный акт веры, ни столь же твёрдым отрицанием агностика, отвергающего не возможность присутствия Бога, но возможность познания такового. Оператор-алхимик, я подчёркиваю, даже не снимает вопрос, чтобы избежать ответа, подобно герою Процесса Кафки, закончившему свой путь «как собака»; opifex действует так, будто в нём присутствует нечто большее, чем знак, – точка соединения, непрерывный контакт между временным и вечным, конечным и бесконечным, между личным индивидуализированным (как оно есть) и индивидуализирующим трансперсональным – которое по желанию может быть названо Богом, или Принципом, или иным соответствующим именем. Совершенно ясно, что, если есть Принцип (а его не может не быть), он присутствует везде и при любых условиях: в неорганической природе – в неорганическом состоянии, в растительной природе – в неорганическом и растительном состоянии, в животной природе – в неорганическом, растительном и животном состоянии, в человеке – во всех состояниях, то есть в состоянии, включающем в себя все остальные, в каковом происходит осознание собственного бытия. Как гласит герметическая максима: «Принцип в человеке познаёт, в животном ощущает, в растении живёт, в минерале пребывает».

Весь герметический opus – Великое Делание – заключается именно в трансмутации алхимика как обычного индивидуума, то есть «свинца», в «золото» путём транспозиции его сознания из индивидуализированного анаграфического в индивидуализирующее архетипическое, каковая транспозиция осуществляется благодаря специальному поведению, определяемому как «героическое безумие»,[49] отличному от экстатического поведения мистиков, хотя обе линии имеют целью опыт Единения с Принципом (для мистика – теозис, слияние с Богом). Так же, как для мистика вера (pistis), так для алхимика знание (gnosis) является насущной задачей всякий миг. Эта непрерывность исключает ритуальность, afortiori обусловленную периодами работы, соблюдаемыми в той или иной степени, и требует стереть всякое различие между жизнью в рамках повседневной рутины и жизнью инициатической.

Оператор-алхимик должен проживать каждый день всем своим существом, в соответствии с максимой ars totum requiret hominem,[50] и «день» в этом случае означает сутки – 24 часа из двадцати четырёх, насколько это возможно… одним словом: безупречно.

Меркурию присуща напряжённость, которая толкает его всегда от Бессознательного[51]к большей осознанности.

По причине того, что может быть названо «принципом включённого субъекта», никакая рациональная система не способна описать в целом собственную структуру,[52] поэтому необходимо отметить, что попытка алхимика исчерпывающе описать структуру своей трансформации в ходе Делания является иллюзорной претензией, если подобная претензия вообще свойственна настоящему оператору-алхимику, ведь поскольку Делание полагается как Великая Гипотеза, его воспринимают и описывают в терминах, выходящих за пределы рационального и принадлежащих скорее сфере воображения.