– Я же сказал.

– А ты слов на ветер не бросаешь, а, Бунтарь?

– Проверь! – дерзко парировал юноша.

Азор иронически хмыкнул:

– Проверю, не сомневайся.

– Хотелось бы понимать, что конкретно мы планируем делать.

– Слишком много хочешь, братишка. Повсюду уши. Доверься мне и все.

Какое-то время они двигались по мосткам, а затем ступили на мокрую, вспучившуюся от постоянных дождей землю, и побрели по палым листьям, держа направление на опушку. Скоро начнется смрадень. А в Троссард-Холле – учебный год. Место, теперь навсегда закрытое для Артура.

– Здесь ты будешь работать, братишка, – сказал Азор, прервав его тягостные мысли.

Оказалось, что вся опушка была засажена картошкой. Ее еще не убрали, впрочем, до начала смрадня обычно никогда не убирали. Хотя в некоторых местах земля была перерыта, и вдоль распаханных борозд валялась полусгнившая черная ботва.

– Окучить, подкормить навозной жижей, опудрить древесной золой от колорадского жука, – будничным голосом провозгласил Азор, с садисткой ухмылкой перечисляя трудовые обязанности новоиспеченного садовника. – А еще, – добавил он, наклонившись к самому уху Артура, – набери побольше сырого картофеля с собой, путь у нас неблизкий. Свистнем лодчонку, на ней переплывем Зло-озеро, а потом в сторону армутского города почапаем. Усек? Никому ни слова, разумеется. У тебя отведено два часа на работу, час, соответственно, работаешь, а потом, когда весь песок в склянке ссыплется, сигаешь в лес. Охраны здесь не будет, принимать твою работу должен буду я, но, как понимаешь, мне тут нечего делать. Я буду ждать на берегу озера с Уткеном. Опоздаешь – пеняй на себя.

– Нас не хватятся? – с сомнением пробормотал Артур. Он все никак не мог поверить, что в Доргейме за узниками следят спустя рукава.

– Непременно хватятся. Но уже вечером. У нас есть пару часиков форы.

– Ты говорил, что убежать можно только втроем? Почему?

Азор помолчал немного, а его благообразное лицо как-то подозрительно напряглось.

– Да это, брат, такое дело… Нам ведь придется долгое время идти по безлюдью… В лесах клюквы полно, да только на ней одной далеко не выедешь, – он сбился и замолчал, испытующе взглянув на Артура.

– Ну и что? – нахмурился клипсянин, не понимая, к чему клонит приятель.

– Да ничего, Бунтарь. Двое будут тащить лодку, один – идти впереди и палкой проверять почву. Ясно тебе? Здешние места страсть какие гиблые.

– А карта? У тебя есть план местности?

Азор насмешливо хмыкнул.

– Есть. У меня в голове. Я, братишка, тут почти всю свою жизнь прожил, знаю уж, что к чему.

Неожиданно их разговору помешали: недалеко от сообщников хрустнула сухая ветка, и ребята невольно вздрогнули и замолчали. К ним торопливой взволнованной походкой приближался парень весьма подозрительного вида. Большой бездонный рот его был полураскрыт, как бы в ожидании, что туда кто-нибудь залетит, рябая кожа на лице была толстой и плотной, как у носорога, ясные голубые глаза смотрели отстраненно, впалая волосатая грудь была перетянута кожаным ремнем, на котором болталась пустая лейка, одна штанина у странного субъекта была опущена, другая чуть подвернута, спутанные черные волосы выглядели грязными и неопрятными. Поравнявшись с заговорщиками, незнакомый парень резко остановился, будто уперся в невидимую стену и, сложив губы трубочкой, вдруг протяжно замычал во весь голос:

– Му-у-у!

Это возмутительное и даже бестактное поведение со стороны выглядело весьма пугающим и зловещим; человека всегда страшит любое отклонение от нормы, где норма – это поведение большинства. Но мало кто задумывается о том, что количественное преимущество группы не всегда говорит в пользу адекватности ее составляющих, и зачастую именно самые странные и чудаковатые персонажи являются наиболее талантливыми, умными, словом, заслуживающими внимания.