– Я привезла?! Это они меня привезли! Позвонили и сказали, что у них есть какое-то дело к Вадиму и предложили подвести. Спросите у них.

– Спросим. Вы давно с ними знакомы?

– Нет, мы почти не знакомы. Лиза – журналист, и она писала в своей газете статью про… наш дом, про… меня.

Сидя на кухне, за столом Стэн хорошо слышал все, о чем следователь спрашивал Милу Львовну, и что она отвечала. Он пытался читать протокол, но буквы скакали у него перед глазами, и ему по нескольку раз приходилось вникать в смысл одного и того же предложения.

– Подпишите вот здесь и здесь, – дознаватель пододвинул два листа.

– А второй – это что за лист?

– Это формальность. Ну, что вы в соответствии с 51 статьей Конституции были предупреждены о праве не свидетельствовать против себя.

– Но меня же никто не предупредил…

– Разве? А вам есть, что скрывать?

– Нет, но просто, как следователь, вы должны были бы…

– Я не следователь, я дознаватель. Впрочем, если для вас это дело принципа, мы можем все повторить.

– Да нет, бог с ним совсем. Поставить нужно полную фамилию или краткую подпись можно?

– Лучше полную. И прошу вас никуда из Москвы в ближайшее время не отлучаться. Нам, возможно, придется еще встретиться с вами.

– Мила Львовна, – прежде чем обернуться к заплаканной вдове, следователь долго смотрел в окно на запущенный, заросший сорняками и кустарником сад. – Мы сняли отпечатки пальцев по всему дому. У вас, как я понял, бывает очень немного гостей. В основном отпечатки ваши, Вадима Андреевича и вашего тестя. Но довольно часто попадаются отпечатки взрослого мужчины. Кто он?

– Очевидно, это Никита. Племянник Вадима. Сын его сводной сестры, родной дочери Вахмистровых.

– Сколько ему лет?

– Тридцать пять.

– И он спит в вашей кровати?

Глаза у Милы Львовны забегали в поисках подходящего ответа.

– Вадим дал ему ключ, и Никита приезжает сюда иногда. Когда мы здесь, он спит на диване, а когда нас нет, стелет себе на кровати.

– Вас это не смущает?

– Нет, я только меняю белье.

– А когда вы здесь, но в отсутствие Вадима Андреевича он тут бывает?

– На что вы намекаете? – Мила Львовна густо покраснела.

– Я не намекаю. Я собираю информацию для анализа. И с этой целью задаю вопросы. А ваше дело на них отвечать. Если конечно вы хотите, чтобы мы нашли убийцу. Вы ведь хотите этого?

– Конечно хочу, – упавшим голосом произнесла вдова.

Через несколько минут после того, как Стэн и Лиза поставили свои подписи на протоколах, их отпустили. Мила Львовна вышла на веранду проводить.

– Я понимаю, что сейчас все, что ни скажешь… – Лиза не могла найти подходящих слов. – Я… Мы вам очень сочувствуем. Если будет нужна какая-то помощь…

В ответ Мила Львовна молча закивала головой, рассеянно глядя по сторонам.

– Ничего, Лизонька, я справль…

Взгляд Милы Львовны остановился на столе с самоваром, за которым они в первый день знакомства пили чай. Кроме самовара там стояло несколько чашек, блюдец от разных сервизов, варенье в вазочке, печенье. И среди всего этого стояла пепельница с несколькими окурками, возле которой лежала зажигалка, подаренная Милой Никите.

– Странно, – Мила Львовна заговорила сама с собой вслух. – Но как это возможно?

Вдруг, спохватившись, она перевела взгляд на гостей.

– Вы меня простите, я пойду…

– Да, да, конечно, до свидания.

Проведенная на даче Вахмистровых ночь оказалась тяжелой. Сначала ждали полицию и «скорую помощь», потом были бесконечные вопросы от следователя прокуратуры. Лизе то и дело приходилось давать Миле Львовне сердечные капли, а Стэну звонить родственникам Вахмистровых. Поспать удалось всего пару часов, и теперь Стэн вел машину несколько неуверенно.