Каждый поступок сам себя вознаграждает, или, иными словами, осуществляет себя в двоякой форме: во-первых, в самой сути (в реальности), а во-вторых, в сопутствующих обстоятельствах (в кажимости). Люди называют «обстоятельства» – воздаянием. Настоящее воздаяние лежит в самом деле и видимо душе. Воздаяние в обстоятельствах видимо рассудку – оно неотделимо от дела, но порой растягивается во времени и может не стать очевидным годами. Точные удары «розог» могут настигать нас через годы, но они лишь продолжение самого проступка. Преступление и кара вырастают из одного стебля. Наказание – это плод, зреющий внутри самого цветка удовольствия, что скрывал в себе семя расплаты. Причина и следствие, средство и цель, семя и плод неразделимы: ведь следствие уже расцветает в причине, результат существует в исходном действии, а плод – в семени.

Мир, таким образом, не желает делиться, а мы всё пытаемся действовать «частями», отрезать кусочек – скажем, ради чувственного наслаждения мы отделяем удовольствие от необходимых нравственных предписаний. Человеческая изобретательность издавна бьётся над одной задачей: как отсечь у «сладкого» его «мораль», у «сильного» – его «глубину», у «блистательного» – его «справедливость»; иначе говоря, как разрезать тонко-тонко верхний слой, чтобы там снизу осталась дыра. Как заполучить один конец, не получая другой. Душа говорит: «Ешь», тело жаждет пировать. Душа говорит: «Мужчина и женщина да будут одно плотью и одной душою», а телу мил «один только союз плоти». Душа говорит: «Властвуйте над всем, но во имя добродетели», а тело хочет владеть всем для своих похотей.

Душа стремится с разбегу жить и действовать во всём, быть единственной реальностью, к которой «прилагается всё остальное» – сила, наслаждение, знание, красота. А частный человек хочет быть кем-то заметным, выговорить себе некую частную выгоду, торговаться за пользу, скакать верхом, чтобы «всех перепрыгнуть», наряжаться, чтобы «взорвать» окружающих, есть – лишь чтобы «объедаться», управлять – чтобы «все видели». Люди мечтают о величии, желают должностей, богатства, власти и славы. Они полагают, что «быть великим» значит взять лишь сладкую сторону бытия, отбросив горькую.

Но это расщепление всегда обречено на провал. И доныне ни один прожектёр не преуспел в этом хоть немного. Разделённая вода сливается сзади нашей ладони. Стоит попытаться вырвать удовольствие из предмета, как оно исчезает; выгоду из «выгодного» – так тут же иссякает «прибыль»; силу из «могучего» – сила пропадает. Нельзя брать вещи пополам и получать чувственное благо отдельно, ровно так же, как нельзя получить «внутреннее» без «внешнего» или «свет» без «тени». Гони природу вилами, а она вернётся бегом.

Жизнь обросла неотъемлемыми условиями, от которых упрямцы стараются увернуться. Тот или иной хвастает, что они ему нипочём, что они его не касаются, – но это лишь на словах, а в его душе они живут. Если он и выворачивается в какой-то сфере, они ударят в другой, более уязвимой. Если ему удаётся обмануть форму и обличье, значит, он отверг саму жизнь и бежал от себя, и тогда «воздаяние» превращается для него в «мертвечину». Так очевидны и безнадёжны все попытки изъять «хорошее» без «налога» на него, что, казалось бы, никто бы их не предпринимал, – ведь это безумие. Но увы, заразившись желанием «побунтовать и отделиться», человек поражает и свой ум, так что он перестаёт видеть целостность Бога в каждом явлении, различает только чувственный соблазн, а не видит чувственного вреда. Ему чудится «русалочья голова», но не видно «драконьего хвоста». Он надеется отрезать кусок, который хочет, от того куска, которого не хочет. «О, сколь таинственен Ты, Господи, в безмолвных высях, рассыпая Своею неустанной волей карающую слепоту на тех, чьи желания безудержны!»