Три года, прошедшие с момента публикации «Летчика» обогатили стиль и язык, придали ясность, четкость и глубину мыслям Сент-Экзюпери:

«А для нее жизнь не исчерпывается любовью: у нее много других забот»,

«В жизни так мало настоящей дружбы, привязанностей, любви, потеря которых оставляла бы неизгладимые следы».

«Его наполнило смутное счастье. Но как не похоже было их теперешнее бытие на его мечты».

Первое большое произведение Сент-Экзюпери “Южный почтовый” было углублением и расширением – на новом этапе – того же материала, что образовал канву “Летчика”, первого опубликованного рассказа. Дело не только в имени героя (в окончательном варианте “Летчик” должен был называться “Бегство Жака Берниса”), но и в самом решении проблемы: бегство героя от действительности большого города, которая ему чужда, бегство в пустыню, бегство от чужих людей, бегство от неудавшейся юношеской любви….Герои романа: летчик Жак Бернис, его возлюбленная – Женевьева, её муж – Эрлен, автор, и другие второстепенные персонажи.

Я не нахожу признаков бегства. Вижу признаки поиски своего места в жизни, вижу метания молодого человека: поиски стержня жизни, поиски прочных опор, благодаря которым молодой человек обретает устойчивость в сложном и противоречивом мире ( «чтобы жить, надо опираться на долговечные реальности») . Он не убегает – он ищет свое место в жизни, свой стержень, свою точку опоры. Это не бегство, это – поиск. Бегство действие несозидательное, поиск – направлен на осмысливание своего места в жизни и решительные действия. Возможно, поэтому Сент-Экзюпери и отказался от наименования «Бегство Жака Берниса» и предпочел назвать свое произведение «Южный почтовый».

Он (Жак Бернис) ищет «ключ к разгадке» жизни – в очередной отпуск возвращается в Париж: «Тяжелой походкой он входит в дансинг, пробирается среди жиголо, пальто сковывает его, как скафандр. Они проводят ночь в этих стенах, как пескари в аквариуме, они сочиняют мадригалы, танцуют, то и дело подходят к стойке выпить. В этой зыбкой среде, где он один не потерял рассудка, Бернис чувствует себя крепко стоящим на ногах грузчиком- атлетом. … Город вокруг него продолжал жить своей бессмысленной толчеей. Бернису было ясно, что это смятение ни к чему уже не приведет. Он медленно продвигался навстречу потоку чужих людей. Он думал: ― Меня словно и нет».

Мир дансингов, кафе, баров, где люди прожигают жизнь, – этот мир разочаровывает летчика, он чувствует себя в нем чужим – «меня словно и нет».

Он ищет «ключ к разгадке» жизни: ищет в любви (встреча с первой юношеской любовью – Женевьевой), он надеялся найти его в ней – неудача: «Вы мой самый, самый любимый. . . . И это была правда, но, в то же время, эти слова означали, что они не созданы друг для друга.

… И перед последним вылетом Бернис подвел итог всей истории:

– Видишь ли, я пытался увлечь Женевьеву в свой мир. Но все, что я ей показывал, становилось бесцветным, серым. Первая же ночь была до того непроницаемой, что мы так и не смогли ее преодолеть. Я вынужден был вернуть ей ее дом, ее жизнь, душу.

… По мере того как мы приближались к Парижу, стена между нами и миром становилась все тоньше. Словно я затянул ее на дно моря. А когда позднее я пытался с ней встретиться, я мог к ней подойти, прикоснуться к ней: нас разделяло уже не пространство. Между нами стояло что- то большее. Я не знаю, как это передать: нас разделяли тысячелетия. Человек так далек от жизни другого! Она судорожно хваталась за свои белоснежные простыни, за свое лето, за свою действительность. И я не смог ее увезти».