– Вторую давай, – вынуждает поменять ноги местами.

Зажмуриваюсь, поджимая губы. Как же мне неприятно... Там так сильно щиплет и пульсирует.

– Сколько это длилось? – слышу его голос, но нарочно не отвечаю вслух.

Сколько? Это, к счастью длилось недолго. Он появился в подземелье очень вовремя.

– Идём.

От неожиданности за него хватаюсь, потому что он ни с того, ни с сего решает поднять меня на руки.

– Отпусти! Поставь! – наряду с негодованием чувствую внезапно накатившее смущение. Я же не в театре. И это не мой партнёр, а совершенно чужой, незнакомый мне парень, решивший без спроса нарушить личные границы.

Оказавшись на кровати, спешу от него отстраниться. Он мокрый и пахнет дождём. Это всё, что улавливает дурная голова.

Уходит, однако не успеваю залезть под одеяло, чтобы согреться, как он возвращается в комнату, с пакетом и бутылкой воды в руках.

– Надо измерить, – протягивает термометр.

– Засунь его себе знаешь куда, – прикладываясь к подушке, бормочу тихо.

– Тебе сейчас туда засуну, – отзывается зло и лезет ко мне с этим грёбаным термометром.

– Да сама я, сама! – выхватываю градусник и прячу под мышкой, нехотя принимая сидячее положение.

Этот принимается шуршать зелёным пакетом. Что-то достаёт и выставляет на тумбочку.

Искренне удивляюсь минутой позже, когда оказывается, что это лекарства. Спреи, таблетки, порошок.

– Какая забота… – шмыгаю носом и подтягиваю одеяло к подбородку.

– Не обольщайся. Это чтобы ты не откинулась, – бросает через плечо.

Хочется сострить, но сил нет абсолютно. Голова чугунная, кашель давит, нос заложило.

Термометр противно пищит, информируя о том, что готов сообщить результат.

Достаю его, успеваю заметить тревожные тридцать девять с половиной до того, как градусник самым наглым образом изымают.

– Пей это.

Хмуро взираю на таблетки.

– Или сначала мне пить? – спрашивает он язвительно.

– Да. Пей ты, а я не буду! – заявляю воинственно.

– То есть собираешься здесь «того»…

– А почему бы и нет? За бездыханное тело дочери губернатора вряд ли кто-то станет платить, правда?

– Будь уверена, в этом случае твои родители никогда тебя не увидят и не найдут. Ты обрекаешь их на вечные страдания. Они будут считать, что ты без вести пропала. Будут с этим жить, день ото дня. Будут ждать и надеяться на что-то. Годы, десятилетия… Знаешь, сколько таких историй? – спокойно выдаёт он, искусно манипулируя моими чувствами.

– Ты…

– Пей и ложись. Или буду закладывать колёса на корень языка. Опыт у меня есть. Лечил так свою собаку, – вкладывает в мою руку стакан с водой и кидает блистер на постель.

– С собакой меня сравниваешь? Серьёзно? – стискиваю челюсти от негодования и сжимаю стакан пальцами покрепче.

– Есть между вами что-то общее. Аляска тоже периодически бешенством страдала.

Ну гад!

– Да пошёл ты! – выплёскиваю на него содержимое стакана.

Фыркает и усмехается. Эмоций не распознать, лицо полностью закрыто балаклавой.

– Нет. Пожалуй подожду, пока спадёт температура, – проявив чудеса терпения и проигнорировав мою выходку, ставит бутылку на кровать, после чего принимается стаскивать с себя мокрую толстовку.

Футболка норовит отправиться вслед за ней. Цепляется за кофту и задирается, оголяя сухой, по спортивному сложенный живот.

Отвожу взгляд. Щёки отчего-то вспыхивают. Или это просто от высокой температуры так мне кажется.

– На улице дождь? – зачем-то вылетает из моего рта.

– Как видишь.

Пружины скрипят и проседают под его весом. Краем глаза отмечаю, что устроился у самого края. Прислонился спиной к стене, сложил перед собой руки.

Какого…

Правда, что ль, сидеть возле меня собирается?