Его плечи ссутулены, брови подняты. Он явно нервничает. Ни разу не видела, чтобы Куинн нервничал. Мне снова хочется смеяться. Я чувствую себя странно –  забавно и легко, как будто плыву.

– Ты же только что пришел сюда.

– Да, но лишь затем, чтобы проверить, тут ты еще или нет. В смысле вы с Кэпом. Так что, если ты уходишь, мне с тобой по дороге. Ну почти.

– Хорошо, –  отвечаю я.

– Ты уверена? –  спрашивает Кэплан. Он тоже нервничает. –  Я не собираюсь оставаться с ночевкой, так что забегу к тебе, когда вернусь домой…

– Нет, оставайся, –  отвечаю я, складывая полотенце и отдавая его ему. –  И передай Холлис, что я прошу прощения за то, что мне пришлось уйти. И за то… Короче, просто еще раз поздравь ее с днем рождения от меня.

– Ладно. –  Кэплан продолжает стоять с полотенцем в руках.

Как только мы с Куинном выходим на дорогу, он возвращается обратно по подъездной дорожке.

– Итак, какого хрена ты вся мокрая? –  спрашивает Куинн.

– Ох, это длинная и нудная история.

– И поэтому Кэплан так смотрел на тебя?

– Как?

– Как будто ты маленький птенчик?

– Да. Не знаю.

– Ты… ну, типа, хочешь поговорить об этом?

– Хм.

– Тебе не обязательно…

– Нет, все в порядке.

– Это не мое дело.

Последние фразы мы произносим одновременно. Я по-прежнему чувствую себя странно. Но не в плохом смысле.

– Нет, правда, все в порядке. Ничего такого, я просто перенервничала, –  отвечаю я.

– Больше, чем обычно?

– Ты сейчас прикалываешься?

– Да, немного. –  Уголки губ Куинна чуть-чуть приподнимаются. –  Не смог удержаться. Но и просто спрашиваю.

– Кто-то вылил на меня водку. Я запаниковала, и мне пришлось принять душ, потому что это меня успокаивает. Вот почему я вся мокрая.

– Насквозь, –  говорит Куинн. –  Теперь понятно.

– Правда?

– Ну да. –  Он пожимает плечами. –  У всех нас есть свое странное дерьмо.

– Не думаю, что остальные из-за своего дерьма срываются и портят другим вечеринку.

– Сомневаюсь, что ты испортила вечеринку.

– Но зато точно опозорилась.

– Ну на прошлой неделе, на том же самом заднем дворе, я, пытаясь раскурить бонг, блеванул прямо у всех на глазах, потому что целый день бухал.

– Фу, какая мерзость!

– Зато тебе полегчало? –  спрашивает Куинн. Вдруг свет уличного фонаря падает прямо ему на лицо.

– Знаешь, а вообще да.

– Помнишь, как в четвертом классе мисс Грант не разрешила мне складывать оригами во время теста, тогда я перевернул парту и меня отправили к директору?

– Да, помню.

– Вот видишь?

– Что ты хочешь сказать? Что все будут помнить об этом до конца своих дней?

– Нет. Что у всех нас свои тараканы.

– Спасибо, Куинн.

– Пожалуйста, Мина.

– И спасибо, что провожаешь меня до дома.

– Не парься.

– И еще спасибо, что пригласил меня на выпускной. Даже если ты просто прикалывался.

– Ты благодаришь за то, что мне искренне хотелось сделать, –  отвечает Куинн.

Я искоса поглядываю на него. Его профиль вдруг резко выделяется в свете фар выскочившей из-за угла машины. Мы запрыгиваем на тротуар, и его рука ложится на мою талию, всего на мгновение. У меня сводит живот. Я боюсь, что это очередной приступ паники и заставляю себя расслабиться. Я не хочу испортить момент, когда в моей жизни наконец случается что-то хорошее –  не масштабное или ужасное, не кошмар, не трагедия, а нечто приятное, нормальное. Стоит мне подумать об этом, и я чувствую себя глупо. Меня всего лишь провожают домой. Это просто парень. Просто Куинн.

В детстве Куинн был самым громким и самым неорганизованным из нас. Он рисовал на стенах, ломал вещи и опрокидывал чашку, стоило ему коснуться ее. У него были торчащие уши, острые черты лица и копна темных волос. Я и шагу не могла ступить, чтобы он не подставил мне подножку. Каждый мой ответ в классе сопровождался его хихиканьем. В то время он был для меня олицетворением маленького злобного эльфа.