Делать было нечего, тем более что стражники наблюдали встречу «давних знакомых», и Авдей, сменив мычание на доброжелательный тон, обняв тётку, пошёл туда, куда его вели.

Поганкин встретил долгожданных гостей весьма довольным. Расплатившись с Пелагеей и отправив её восвояси, он начал разговор:

– Как зовут тебя парень, я не знаю, да и знать мне не надобно. Вижу, что ты не дурак, коим прикидываешься, а лихих дел мастер, поэтому и вызволил тебя с острога. Дело у меня к тебе, вот какое: ты мне серебришко, золотишко, камешки самоцветные, а я тебе харчи, одёжку и всё, что понадобится, доставлю в любое место, куда укажешь. Можешь пока не отвечать – подумай хорошенько. Хочешь – уходи с миром, потом придёшь, если надумаешь, а можешь остаться переночевать в избе – ужин на столе. Я пойду в свой новый двор, а утром зайду, и если останешься, могу довезти в Озёрный посад или куда скажешь – еду завтра в ту сторону по торговым делам.

Сергей, глядя в глаза Авдея, похлопал того по плечу, развернулся и вышел на улицу.

Расчёт Поганкина оказался верным – утром они вдвоём, сидя на телеге, запряжённой чалой кобылой, выехали из Пскова в сторону Озёрного посада. Долго ехали молча, а когда показались первые сосны Сорочьего бора, Сергей не выдержал:

– Ну что, Егорушка, не ограбят ли нас здесь разбойники?

И тут впервые раздался твёрдый голос Авдея:

– Никогда меня так больше не называй, если жизнь дорога, благодетель хренов. Таких оборотистых, как ты, я прокалывал насквозь, но для тебя сделаю исключение, если вести себя будешь правильно.

Поганкин был окончательно удовлетворён правильностью предположений, но вместе с тем напуган до потери речи гневным нравом попутчика. После паузы Авдей продолжил:

– То, что ты меня вытащил из острога, я не забыл, но не просил об этом, и посему благодарить не буду. Осенью одно дело провернём с тобой, а там посмотрим. Звать меня будешь – Авдоша.

Во второй половине дня они свернули с тракта на просёлок, а через пару вёрст, повернув ещё раз, остановились. Авдей удалился в ельник и через некоторое время вернулся с льняным мешком, содержимое которого показал Сергею. От блеска металла у Поганкина загорелись глаза:

– Да я тебе за это телегу харчей привезу!

Авдей рассмеялся.

– Содержимое мешка обоз будет стоить! Но ты мне привезёшь еды и одежды на дюжину людей, чтобы зиму не бедствовали. Если до весны нам не хватит, значит, больше дел не будет – так что считай сам, сколько подвод грузить.

Поганкин попробовал было торговаться, но Авдоша сразу осёк его взглядом с крепким словом, и тому пришлось согласиться. Затем договорились, в какой престольный праздник на это место будет доставлен товар. В заключении, часть содержимого мешка в виде задатка была отсыпана на телегу, а остальное Авдей закинул за плечо и скрылся в ельнике.

Когда атаман, после недельного отсутствия, пришёл в летний стан, расположенный в удалённом сосновом бору, то обнаружил всех в спящем состоянии. У остывшего кострища лежали разбойники вперемешку с пустыми бочонками, от которых несло запахом медовой браги. За время отсутствия атамана, видимо, был произведён налёт, результатом которого стала добыча хмельного напитка. Авдей не стал будить подельников, а, проверив пустую посуду, начал искать полный бочонок – должны были ведь оставить пьяницы что-нибудь на опохмелку. К вечеру это удалось сделать, и непочатый бочонок был перепрятан в ближайший муравейник. Начинало темнеть. Авдоша, запалив костёр, улёгся спать.

Утром его разбудили стоны, оханье и отборная брань, но атаман притворился спящим и дальнейшими действиями решил изощрённо наказать пьяниц. Они долго искали полный бочонок, переругались и начали уже было драться, но тут монах, наверно, самый зрячий, замычал, показывая пальцем на спящего Авдошу. Все сразу затихли. Разбойники задумались, сопоставляя появление атамана, пропажу бочонка и того, что он строго-настрого запрещал заниматься хмеле питием. Через некоторое время раздался чей-то робкий голосок: