– Да-к это, наверно, Митрофан Юдин опять разбойников наловил да везёт в приказную палату дознание устраивать.

– Твоя кузня неподалёку, так ты, мил человек, узнай про них – кто такие, откуда, да по каким делам повязаны. Особый интерес у меня к статному молодому парню с горбинкой на носу.

– Тебе-то это зачем?

– Я же тебя не спрашиваю, почему некоторые чешуйки в недовесе, что ты мне отчеканил недавно. А узнаешь всё в подробностях насчёт парня, так, может, часть долга прощу.

Фёдор смутился, а Сергей резко подвёл итог разговора:

– Завтра в это же время зайду.

На следующий день Поганкин уже знал, что парень этот юродивый как будто, и взяли его на Нарвском тракте в Сорочьем бору по подозрению в пособничестве разбойникам. Долго думал Сергей над тем, что видел, и о том, что сказал ему Фёдор. «Нет, не может быть этот парень юродивым – глаза не те. А вот лиходеем, да и не простым, может статься вполне». Придя домой, Поганкин учинил допрос жене:

– Вспомни-ка, жёнушка, кто из знакомых тебе баб родом из Сорочьего бора или Озёрного посада?

Та изумилась наглости вопроса:

– Зачем тебе надо знать, кобель эдакий, про баб такие подробности?

– Остынь, Любаша! Это для дела требуется – человека нужного вызволить из заточения.

После длительной паузы, заполненной раздумьями, жена спросила Поганкина:

– Тебе побогаче надо или нищенку? Какую?

– Да всё равно, хотя лучше бы такую, которая бедствует, но в здравом уме и язык за зубами держать умеет.

– О, это ты мне задачу задал. Хотя Пелагея, наверное, подойдёт для такого дела. Она из Озёрного посада родом и всего-то ей постоянно не хватает. Правда, насчёт языка за зубами – сомневаюсь.

– Иди, веди её сюда. Скажи – дело денежное есть, а сама можешь слушать наш разговор из-за занавески.

Перепуганная поначалу Пелагея слушала, открыв рот и округлив глаза, но, поняв суть поручения, сменила выражение лица. Поганкин вложил в её ладонь несколько медных монет:

– Вот тебе задаток. Пойдёшь в приказную палату. Там на допросе статный парень с горбинкой на носу, вроде как юродивый, с Озёрного посада. Его словили как разбойника, но он ни при чём. Скажешь воеводе, мол, знаешь его, что это Егорушка дурачок из приозёрной деревни, сама, мол, оттуда. Будешь божиться, клясться, слёзы лить, чтобы его отпустили. Если освободят, то веди не сюда, а в старый мой дом. По дороге скажешь, что у него благодетель появился и дело к нему имеет. Он хоть и не в себе, но поймёт, если всё так скажешь. Приведёшь – получишь столько же серебряных монет.

Пелагее несказанно повезло – едва подошла она к приказной палате, как оттуда вышел воевода. Она, как прирожденная скоморошница, бросилась в ноги и запричитала:

– Ой, батюшка родимый, отпусти Егорушку – дурачка, по недоразумению схваченного твоими людьми!

Дальше следовал набор слов, смутно понятный любому здравомыслящему человеку, но воевода понял суть, тем более что только что говорил на эту тему со своим помощником.

– Позвать сюда Митрофана!

Стражник, дремлющий на крыльце, встрепенулся и бросился в палату. Вышедшему Юдину была прочитана нотация и отдан приказ:

– Вот видишь, что говорит эта женщина. Нахватал ты всякого сброда, а настоящие разбойники вчера опять налёт на Персиянке устроили! Немедля отпусти дурачка, за которого хлопочет эта особа.

– Слушаюсь, но…

– Без всяких но, и что бы впредь мне вёз сюда только лиходеев!

Пелагея цепко взяла за руку отпущенного Авдея, который поначалу не понял сути происходящего. Он принялся испуганно мычать, закатывая глаза, и попытался вырваться от незнакомой женщины, но та успела прошипеть:

– Благодетель тебя спасает! Покажи вид, что меня знаешь, а то крышка!