Голова Есенина бессильно склонилась, голос прервался. И не как поэт, читающий свои стихи, а как человек, который рассказывает жуткую правду своей жизни, совсем тихо прошептал:

Есенин читал, а многие из медсестер плакали, вытирая слезы концами белых косынок. Один врач прошептал другому:

– Он пришел в наш мир либо запоздав, либо преждевременно…

Полковник Хлысталов идет по институту Склифосовского в сопровождении главврача.

– Вы знаете только, что Есенин был госпитализирован с порезанной рукой в начале двадцать четвертого года, так?

– Да! И что многие «доброжелатели» поспешили представить это как попытку покончить жизнь самоубийством. Но эту ложь легко опровергнуть, достаточно посмотреть историю болезни, не правда ли, доктор?

– Совершенно с вами согласен, но вам не известна точная дата… А должен вам сказать, любезнейший товарищ, что срок хранения истории болезни по существующему положению, которое пока никто не отменил, – двадцать пять лет. Так что ваши усилия тщетны, уважаемый Эдуард… простите, позабыл отчество?

– Александрович, – подсказал Хлысталов. – А я все-таки рискну, если позволите!

Они остановились у двери с надписью «Архив».

– Как знаете. Желаю успеха! – ответил врач и, церемонно поклонившись, ушел.

С помощью работников архива института Склифосовского в результате долгих поисков Хлысталову удалось найти журнал регистрации больных, из которого он узнал, что Есенина положили в Шереметевскую больницу, ныне институт Склифосовского, 13 февраля 1924 года.

– Вот еще один документ, смотрите, – протянула работница архива пожелтевший от времени листок. – Есенина привезли в двадцать три часа тридцать минут, лежал он в хирургическом отделении в первой палате. А вот и диагноз – читайте!

Глянув на написанное, Хлысталов усмехнулся:

– Я не силен в латыни.

– Рваная рана левого предплечья, – помогла ему женщина.

– А как же резаные вены? – опасливо спросил Хлысталов.

– Никаких резаных вен не было. Это же документ! Он свидетельствует…

– Огромное спасибо! Клевета опровергнута документально!

В порыве благодарности Хлысталов поцеловал руку, протянувшую ему это свидетельство.

– Ой, что вы? Зачем? – засмущалась сотрудница архива. – Руки у меня не стерильны, а мы все-таки в больнице!

– У вас и руки, и душа чисты… Спасибо еще раз от меня и от имени Есенина! Будьте здоровы!

Торжествующий Хлысталов буквально промчался по коридорам института, постучал в кабинет к главврачу и, услышав: «Да! Да!», вошел.

– Все! Спасибо вам за содействие. Все документы сохранились… Клевета… Резаных ран не было! – выпалил он, запыхавшись.

– Сядьте, любезный! Что вы задохнулись, будто за вами гонятся? Где эти документы? Вы их взяли?

– Что вы, как можно? – отрицательно помотал головой Хлысталов. – Это же архив!

– Подождите, Эдуард Александрович, я прикажу сделать копии.

– Премного обяжете, – обрадовался полковник.

Главврач снял трубку.

– Это архив? Галя! У вас сейчас был полковник из МУРа… Да! Сделайте копии документов и ко мне! Да! Под мою ответственность. Жду… Сейчас принесут. Давайте пока выпьем за вашу находку.