«Аврора» встала на рейде и вскоре от ее борта отошла шлюпка и встала у причала. Замешкавшийся было оркестр, вдруг заголосил невпопад охрипшей трубой и тут же выправляясь, грянул «Боже, Царя храни!». Звучало вразнобой, не хватало в звучании мелодичности и слаженности, а окривевший барабанщик, с перевязанной платком щекой, явно выпадал из общего строя, стоял потерянный, скривившись от боли, но звуки музыки взбодрили, подчеркнули торжественность момента. Все приосанились, стали смотреть веселее, заговорили, кивая в сторону потрепанного морскими ветрами фрегата.

Капитан-лейтенант Иван Изыльметьев, осунувшийся, с лицом желто-синюшным, был явно не вполне здоров, но бодрясь, пытался чеканить шаг по кривенькому настилу причала, – дошел, покачиваясь, резко вскинул ладонь к козырьку фуражки, доложил Завойко о прибытии. Выслушав доклад, Василий Степанович обнял Изыльметьева и уже в объятиях уловил, как исхудал капитан, как хрупок он, потеряв свой солидный вес во время изнурительного плаванья.

Приобнявшись, Завойко и Изыльметьев отошли в сторонку, присели под навесом у дощатого склада на неказистую лавку у причала и, продолжая смотреть в сторону бухты, на фрегат, который подтягивали шлюпками на веслах к причалу, заговорили о насущных делах.

− Беда у нас на фрегате, Василий Степанович. Матросики хворые у меня на судне практически поголовно. Схоронили более десятка на последнем переходе от цинги, да и теперь половина экипажа в таком состоянии, что, то ли сегодня, то ли завтра помрут. Надо бы их как-то полечить, чтобы отлежались в тепле, подкормились зеленью какой.

− Поможем чем можем, Иван Николаевич. У нас недалече, − верст в сорока, есть благословенное место – Паратунка. Источники там горячие, целительные, а место шаманское, местными ительменами, айнами намоленное. Даром, что язычники они , да, Бог-то он един. Лекаря отправим, дабы присматривал за хворыми. Теперь уже многое на сопках повылазило, – главное лесной чеснок – черемша, да отвары кедрового стланика. Ими и спасаемся. Дал команду солдатикам гарнизона идти в окрестные леса собирать чеснок лесной. Теперь в рационе солдат гарнизона обязательно даем свежую черемшу, готовим папоротник. У нас ведь тоже окромя рыбы мало чем можно поживиться. Хлеб печем свой, − благо, что запасы муки да зерна пока не иссякли.

− Хорошо, Василий Степанович. Судно подтянем к причалу, ‒ нужно срочно отправлять матросов на лечение. Там у меня почти все больны: из трехсот человек экипажа уже пятнадцати не достает, а остальные в основном также не здоровы. Я и сам на последнем переходе свалился с ног, пришлось отдать мостик для командования старшему офицеру, капитан-лейтенанту Михаилу Тиролю. Так, что я как бы и теперь пациент лазарета, а там, на судне, командует мой помощник. Вон тот, – командует швартовкой, – Изыльметьев рукой указал на суетящегося на причале у корабля высокого подтянутого офицера со шпагой, белых парадных перчатках, черном мундире и крепко сидящей на голове новенькой фуражке.

− Как только фрегат заведут к причалу, ‒ начнем, не мешкая отправку больных матросиков, − ждать не будем, – кивнул одобрительно в ответ губернатор.

Завойко поискал глазами своего помощника и отдал команду готовить подводы для перевозки больных в Паратунку.

– Как маршрут удался? Какие новости с большой земли? Ждем здесь вестей о начале войны. Наслышаны мы о Синопском сражении, подвиге Нахимова и русского матроса, офицеров флота. Но ведь так не оставят дело англичане, придут, чтобы укоротить русские аппетиты. К нам уже наведывались с целями явно разведывательными: покрутились, сняли видимо обмеры, какие смогли и ушли.