Тем временем Михаил, всем своим видом воплощая примерного папашу (вновь с очками, в совершенно другой, взятой «напрокат», футболке, естественно без банданы, которой и след простыл), играл с Виктором «в машинку», раскатывая её у себя на коленях.

Закончив безрезультатные поиски, милиционеры и контролёрша удалились «не солоно хлебавши».

– Для «бабули» сегодня была яркая зарисовка того, о чём я всегда говорила: «Если тебе по жизни постоянно попадаются «неадекваты», то вероятнее всего дело не в них, а в тебе самой», хотя не факт, что она это поняла! – подытожила разыгранную Опоссумом сцену Бомба.

Как отблеск от заката, костёр меж сосен пляшет,

Ты что грустишь, бродяга, а ну-ка, улыбнись.

И кто-то очень близкий тебе тихонько скажет –

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

Олег Митяев

Всероссийский фестиваль авторской песни имени Валерия Грушина (или попросту «Груша») переживал не самые лучшие времена. Подобно расколу христианской церкви почти тысячелетней давности17, Грушинский разделился на два лагеря. Теперь его проводили одновременно на двух разных площадках: на Мастрюковских озёрах и на Фёдоровских лугах. Находясь в состоянии разлада, каждая из сторон била себя в грудь, заявляя: «Это мы настоящие барды! А те другие – тьфу, тьфу на них! Вместе с ними не то что петь – рядом под куст не сядем!»

«Ерши» поехали на традиционное место, на Мастрюки, не потому, что поддерживали именно эту из рассорившихся сторон, просто так было ближе к Самаре, удобнее добираться, да и привычнее.

Электропоезд остановился на до боли знакомой платформе. Словно горох высыпались из вагонов пассажиры. Электричка вмиг опустела и строго по расписанию сиротливо двинулась дальше в сторону Тольятти. Коваль вспомнил тот далёкий год, когда он вместе со своим дедом-фронтовиком вот так же на электричке впервые поехал на Грушинский. Как они, по незнанию, интересовались на какой станции выходить, и им ответили: «Там все выйдут – не ошибётесь!» С тех пор на «Груше» мало что поменялось, здесь почти всё было как и прежде. Внизу, у подножия горы, на водной глади, всё так же покоилась главная сцена фестиваля в виде гитары, на другом берегу озера, на «главной поляне», напоминавшей собой большой муравейник, сновали люди. Изменился только спуск от железнодорожной платформы: когда Сергей посетил «Грушу» впервые, металлической лестницы ещё не было, тогда спускались и поднимались по обычной тропинке (лестницу на её месте соорудили позже). Да вот ещё понастроили электрифицированных срубовых гостевых домиков, хотя такое усовершенствование, по мнению Лешего, для настоящих туристов ценность представляет довольно сомнительную.

Вновь прибывших встречал Миомир, он стоял у Доски объявлений. Той самой легендарной Доски, на которой в пору, когда ещё не было сотовых телефонов, все друг другу писали, в каком месте расположился их лагерь, и сообщали, где и во сколько можно встретиться. С появлением мобильной связи практическая надобность в таких объявлениях отпала, но традиция сохранилась.

Миомир довольно улыбался:

– Привет! Что-то вы припозднились!

– Привет, привет! Да нет, всё по графику! – отвечал ему Леший. – Где лагерь разбили?

– Лагерь прям здесь, на горе, чуть левее. Там внизу, – Миомир махнул в сторону спуска, – ментовские патрули. На алкоголь всех шмонают, будто «Груша» трезвее станет. Мы решили: смысла туда спускаться нет, с горы и так всё хорошо видно.

– Ну правильно решили, веди.

Миомир бодро, «налегке», зашагал по шпалам в ту сторону, откуда прибыла электричка. Остальные, гружёные рюкзаками, пошли за ним.