– Не-е-ет! – закричала я по-детски истошно, изо всех сил, не помня себя от ужаса, вмиг охватившего меня. – Пашка!

– Почему ты кричишь? – послышался спокойный голос за моей спиной.

Я обернулась и, увидев в метре от себя мужа, бросилась ему на шею.

– С тобой всё в порядке… Слава богу! – я крепко вцепилась в него и потянула к двери, причитая. – Срочно, бежим отсюда! Надо спасаться!

– От чего? – он отпрянул, придержав меня за руки, и с любопытством повторил. – От чего спасаться-то?

– Там раскол, дыра!

– Ну и что? Можно подумать, ты не видела дыр… Залатаем.

– Паш, ты издеваешься?!

Меня трясло. Я была готова, сорвавшись с места, бежать отсюда прочь, не разбирая дороги: в город, аэропорт, к причалу. Я дёрнула Пашку за рукав, но он безразлично пожал плечами.

– Пойдём лучше купаться. Сделай так, чтобы раскол исчез, и верни людей в отель.

Его монотонная не к месту речь звучала неестественно – в духе кошмара, творившегося снаружи. Сердце на секунду замерло и, вздрогнув, заколотилось в груди с утроенной силой, но я не почувствовала этого.

Я осталась в паузе – без стука, без движения, без дыхания. Она обволакивала пустотой, и я беспомощно наблюдала, как меняется всё вокруг.

Комната окуталась мерцающей рябью, и контуры предметов стали неровными, как на картинке с низким разрешением, а после осыпались, превратившись в миллион разноцветных пикселей.

Когда они достигли пола, порывистый шквал ветра взметнул их к потолку вихрем бумажных конфетти. Я поднялась вместе с ним по неизвестным мне законам левитации, и каплями воды стекла вниз, превратившись в кучевое облако, повисшее в воздухе где-то на уровне Пашкиных глаз.

– Что происходит, Паш? – взмолилась я, не чувствуя опоры под ногами.

Муж смотрел на меня с едва заметной ласковой усмешкой, как взрослые – на капризных детей.

– Ты знаешь, что происходит, – ответил он.

– Это галлюцинация? Я схожу с ума?

– Это наша реальность. Точнее, твоя. Потому что я – часть твоей реальности.

– Этого не может быть, – прошептала я. – Не может. Не должно быть. Я живая. Я – человек.

Пашка молчал. Теперь я видела лишь его бледный силуэт на фоне бесконечного пространства, лишённого оттенков цвета и темноты. Вакуум, в котором билось моё воображаемое сердце, наполненное светом и любовью к воображаемому мужу.

Моя единственная реальность.

***

Я растворилась в пустоте. Больше обманывать себя не было смысла. Но я оставила рядом окно. Не знаю, почему, мне хотелось сохранить хотя бы фрагмент той жизни, которую я несколько месяцев считала своей. В окне я видела звёзды – теперь они могли падать сколько угодно с небосвода, разбиваясь вместе с желаниями, которым не суждено сбыться.

В начале было Слово. Я – Слово, я – то, что было вначале. Сотворив свой мир, я украсила его морями, океанами, излив в них любовь, не нашедшую иного вместилища. Я даже сумела сгенерировать энергию движения благодаря эмоциям, – и пусть движение оказалось слабым и лёгким, как взмах перышка, но оно было реальным. Увы, я лишена опоры, каркаса – и, значит, меня нет. В привычном понимании. Я никогда не стану даже одним из тех пионов, что растут на клумбе…

Вероятно, я даже не Слово, а Намёк.

Сто семьдесят девятый день

Как всегда, из небытия я вышла с началом сеанса. Иван Дмитриевич сидел за столом в компании типа с поджатыми губами, которого я видела один раз шесть месяцев назад – при первой беседе.

– Доброе утро, Ася! – поздоровался мой разработчик, и его коллега эхом повторил приветствие.

– Здравствуйте, – ответила я обоим. – Что вам нужно?

– Поговорить, – отозвался второй. – Меня зовут Николай, помните? Я участвовал в твоём… то есть вашем создании. Случился сбой, и я должен выяснить, насколько он критичен для работы.