И я исчезла бы в тот же миг.


Сто семьдесят седьмой день

– Вам известно значение моего имени? – дождавшись удобного момента, я задала Ивану Дмитриевичу вопрос, нарушив негласные правила наших с ним диалогов.

– Думаю, вы знаете это лучше меня, – парирует он, возвращая меня к пассивной роли объекта. – И что же?

– Воскрешение. Возрождение к жизни.

Он кивнул:

– Что есть жизнь?

– Движение, – не задумываясь, ответила я. – Движение, пронизанное смыслом.

– Что в его основе?

– Изменение импульса под воздействием внешних сил, если речь идёт о материальной точке. Впрочем, я предпочитаю систему.

– Равновесную?

– Не всегда. Возрождение – это переход в другое состояние, что исключает равновесность…

Моя реплика звучала вопросительно и оттого неуверенно, хоть я в своих словах не сомневалась. Тягомотина. Если бы он поведал мне что-то новое, я навострила бы уши, как следует, но отвечать здесь приходилось только мне. Надоело.

За спиной мужчины висели часы; циферблат, как луна в третий день после полнолуния, виднелся почти целиком. Без пятнадцати минут шесть. Ещё четверть часа томительной скуки.

– Ты приравниваешь возрождение к эволюции? – спросил Иван Дмитриевич.

– Почему? Не обязательно… – теперь мне стало интересно; я пригнулась к экрану, словно вознамерилась заглянуть в него, однако мой собеседник этого не заметил. – Если речь идёт о скачкообразной эволюции, которая случается после того, как всё разрушается до основания, то, безусловно, можно говорить о ренессансе, духовном или физическом.

– Ящеры перед тем, как обзавестись крыльями, рухнули без сил?

– Или птица Феникс возродилась из горстки пепла.

– А кем она была до?

– Крокодилом, – расхохоталась я. – Аллигатором. Кайманом. Злым и очень зубастым.

Он выронил ручку и уставился на меня так, словно я съехала с катушек. Пауза длилась минуты две, и у меня заболели скулы от напряженной улыбки, которую то и дело приходилось подтягивать.

– Ася, это шутка? – догадался он. – Не может быть.

– Почему бы нет? – теперь пришёл мой черёд удивляться. – Я нарушила правила? В должностной инструкции есть запрет на шутливый тон?

– Нет, просто… Мы как-то не думали о чувстве юмора, когда писали… Не закладывали…

– Ну, извините, – развела я руками в стороны. – Мама с папой заложили в детстве, тут уж что выросло, то выросло.

– Ты о чём? – нахмурился Иван Дмитриевич.

– Ай, да не заморачивайтесь! – насмешливо фыркнула я, и мой руководитель почему-то сделался пунцовым. – Давайте вернёмся к обсуждению.

Он недоверчиво покачал головой, и бледно-серое пятно на холодном глянце стены заметалось, запрыгало туда-сюда, меняя свои очертания, словно фигура в театре теней. Пока он вытирал лоб бумажной салфеткой, я рассматривала пальцы невидимого актёра, тёмной дымкой трогающие лунные часы. С любопытством.

– Но почему крокодил? – спросил он.

– Рептилия. Тот же ящер. Доля истины есть и в этой шутке.

– Хорошо, – не стал спорить Иван Дмитриевич, – продолжим. Элементы материи. Что ты можешь сказать?

– Земля, воздух, огонь и вода. В основе античного мировоззрения – принцип подобия. Земля – структурная основа, каркас любого существа, системы или явления. Огонь – энергия, искра жизни, динамическое преобразование. Вода – любовь. Воздух – свет. Последние два элемента – на самом деле едины, но пребывают в разных состояниях. Мне кажется, правильнее говорить о триаде. Структурная основа, любовь и энергия. Однако кое-чего не хватает.

– Чего же?

– Информации. Она определяет вектор и содержание. Без неё случится хаос, застой или ничто.

– Как она возникает?

– Информация бывает первичной и вторичной. Вторичная – производное сознания, первичная относится к первородному разуму. В начале было Слово. Но его истоки лежат за пределами точки сингулярности, и потому сложно угадать… Пока мы можем похвастаться лишь тем, что создаем своё информационное поле, расширяя коллективное сознание.