Если соседние земледельческие народы частенько пребывали в страхе из-за возможных набегов казахов, то самим кочевникам очень сильно доставалось в городе, что живописно описывал В. Наливкин: «Во время частых прежде междуусобий, а равно и во время набегов… сарт… по большей части прятался в джугаре или в садах, причем на киргиз смотрел как на безбожников и отчаянных головорезов… Зато каждый раз, когда нужда заставляла киргиза мирным образом приехать на базар в город или в сартовское селение, он считал себя потерянным человеком, ибо ему доставалось решительно от всех: сартовские собаки лаяли на его лохматый тумак (малахай); сартята вприпрыжку бежали за ним по улицам, распевая неприятные для него куплеты, а лавочники-сарты нагло обмеривали, обвешивали и обсчитывали его на базаре, зачастую глумясь… над его неотёсанностью, и над его совершенным незнанием мусульманских правил общежития, и над его грубым, аляповатым выговором. За все это киргиз искренно ненавидел и презирал сарта, считая его трусом, мошенником и выжигой, с которым нельзя иметь никакого дела, но от которого никуда не уйдешь».
По причине подобного вечного антагонизма, набеги на оседлое население кочевники расценивали как барымту. К этому же можно отнести и нападения на караваны, ведомые ненавистными купцами. Последние с большим риском сколачивали себе огромные состояния на торговле со степняками. Несмотря на все протесты соседних государств, караваны грабились нещадно.
Ограбить караван или крестьянскую деревню, захватить добычу, а потом раздать ее своим многочисленным родственникам также считалось величайшим батырством. Российский ботаник Н. Северцов в 1858 г., который при набеге на русский сотенный отряд был взят в плен степной шайкой конокрадов, состоявшей всего из двенадцати человек, описывал своего пленителя батыра Досжана следующим образом: «Он щедро делился своей добычей со всяким, кто ему был полезен, не был скуп и на угощения, а остатки продавал или выменивал, и вместо угнанного скота у него являлись щегольские халаты, шапки, оружие, конская сбруя, отличные скакуны, подарки любовницам, которым он впрочем уже и тем нравился, что красивее, ловче, наряднее киргиза не легко было встретить. Не для наживы и скопидомства разбойничал Дащан, хотя чужое добро вообще имело для него магическую прелесть, а для молодечества, да чтобы были и средства пожить в свое удовольствие». Если бы казахи той эпохи могли бы что-то слышать о «славном парне» и браконьере, по имени Робин Гуд, они однозначно бы считали его великим батыром.
Вообще, казахи уважали проявления батырства и у других народов. Казахи почитали таких эпических батыров, как кыргызский Манас и туркменский Кёр-оглы. Батыром считался и Ермак, а впоследствии этот титул признавался еще за многими казачьими атаманами. Широкой известностью в народе пользовались также и ойратские богатыри. Любопытно, что титул батыра могла получить даже женщина. Согласно преданиям, одной из таких известных воительниц XVIII в. являлась Гаухар, сестра батыра Малайсары. Незаурядной храбростью отличалась и сестра Кенесары – Бопай.
Естественно, что батыры в то время представляли первоочередную цель в конфликтах разного уровня. Имеется масса свидетельств о том, как на батыров устраивались покушения. В ход шло все: от ядов до коварных убийств во время молитвы или сна. Немаловажную роль в ходе боев играли снайперы-мергены. Как и в нынешнее время, их задачей являлось уничтожение особо важных объектов, к которым в первую очередь относились батыры. На них во время боя устраивалась самая настоящая охота. Так, в одном из казахских преданий рассказывается о том, как калмыцкий богатырь одолел в единоборстве нескольких казахских батыров. Казахи дрогнули, но положение спас мерген Байгозы из рода таракты, который метким выстрелом из лука уложил вражеского воина. Казахские батыры также неоднократно становились жертвой вражеских снайперов. При схожих обстоятельствах погиб и батыр Жасыбай из рода басентиин, имя которого увековечено в названии озера в Баян-Ауле.