Народ толпился на площади, присесть им было некуда, а мы с трибуны вещали, что полезного сможем дать району и что обещаем сделать, когда станем депутатами. Я не думаю, что сказал какие-то умные слова, другие кандидаты тоже ничего особенного не сказали. До встречи с избирателями я опубликовал в местной газете статью о себе, о своём детстве. Люди, как оказалось, прочитали её. После выступлений кандидатов в депутаты народ на площади оживился, в центре большого скопления людей появился здоровый мужик, рубашка у него была расстёгнута до пупа, было видно, что он поддатый. Он начал говорить:

– Мужики, я статью в газете прочитал! Я так думаю, что после Гринберга нам только Штейнберга надо выбирать!

Я первый раз оказался в Усольском районе, но народ избрал меня единодушно. Когда зимой этот посёлок стал замерзать, глава посёлка обратился ко мне и попросил помощи. Я решил вопрос: чтобы город не замёрз, я просто отправил главе две цистерны мазута. Наверное, когда этот поддатый мужик говорил про Гринберга и меня, он понимал, что с заводского человека с фамилией Штейнберг можно получить больше, чем с милиционера и журналистки. Когда евреи рассказывают о себе и своей жизни, зачастую они вспоминают негативные случаи ксенофобии, а я вспоминаю именно этот случай.

Но из-за ксенофобии в моей жизни случались и неприятные события. Однажды на Байкальском комбинате была планёрка, меня куда-то избирали. После выборов мой приятель сказал, что услышал возглас одного из сотрудников: «Только евреев нам ещё не хватало!»

Другой случай произошёл во время поездки членов законодательного собрания Иркутской области за рубеж. Девяностые годы я называю периодом «разгула демократии». Тогда решался вопрос о перепрофилировании Байкальского комбината, десять депутатов поехали в Финляндию и Швецию, чтобы посмотреть идеи для перепрофилирования нашего завода. Я ездил вместе с ними как представитель комбината. Один из депутатов был достаточно крупным руководителем строительной компании из Ангарска. Другой депутат в делегации был евреем, он вёл себя дурно, его поведение всех раздражало. Но это не было связано с его национальностью, таких людей можно встретить в любом народе. На одну из выходок депутата руководитель строительной компании ответил:

– Ну что с него взять? Еврей же!

Я тогда очень резко ему ответил:

– Слушай, я тоже еврей! Многие годы я вообще не чувствовал к себе какого-то неравного отношения, но последнее время мне об этом стали часто напоминать!

Руководитель был старше меня, но, несмотря на это, он тут же сердечно извинился.

Откуда вообще возникает ксенофобия? Я думаю, что это зависть к успешности. Когда Уинстона Черчилля спросили, почему в Англии нет антисемитизма, он очень хорошо ответил:

– Потому что мы, англичане, не считаем евреев умнее себя!

В России в период первоначального накопления капитала многие заметили, что евреи быстрее других ориентируются в денежных вопросах: семибанкирщина, Березовский, Гусинский, Ходорковский, Фридман. В 1990-е годы это вызывало страшную зависть у большинства населения. На мой взгляд, в современном обществе стало меньше антисемитских проявлений, или я просто не реагирую на проявления зависти. Я думаю, что еврейский народ хорошо обращается с деньгами, потому что этому способствовали тысячелетия выживания. Но идею Черчилля я считаю очень правильной: не нужно завидовать, нужно работать.

В средних и старших классах школы больше всего я любил читать исторические книги и фантастику, это, вероятно, и определило выбор моей будущей профессии. Изначально я хотел стать археологом. В десятом классе я пришёл на исторический факультет Пермского государственного университета, чтобы узнать условия приёма, но в приёмной комиссии меня обескуражили: археологической кафедры в университете не было. Лучшая перспектива, которая открывалась передо мной после исторического факультета, – это работа учителем истории. Наверное, если бы я пошёл на исторический факультет, из меня получился бы прекрасный преподаватель, но я не хотел быть педагогом.