Утро выдалось пасмурным. Покидать теплую постель не хотелось, но монахини уже ходили по коридорам и стучали в дверцы келий. Умывшись холодной водой, девушки принялись расчесывать длинные темные волосы, а после заплели друг другу косы.
Переодевшись в простое льняное платье и подвязав его поясом, Анна приблизилась к окну и взглянула на двор. Она опасалась, что снова обнаружит там вампиров, но двор пустовал. Лишь у часовни переговаривались две монахини, вокруг которых бродили куры.
В начале лета территория монастыря выглядела особенно живописно. Из земли пробивалась молодая трава, кое-где все еще цвели подснежники, а старые яблони, коих здесь росло немало, были сплошь усыпаны пушистыми цветами, такими же белыми, как и монастырские стены.
Лето на севере всегда наступало внезапно. Еще вчера эти земли застилали снежные сугробы, солнце не грело, а стужа была такой, что пробирала даже сквозь шерстяную накидку. Сегодня же сам воздух звенел от оттепели, насыщаясь запахом земли, пьянящими сладкими ароматами повсеместного цветения. Белели дикие вишни, желтели одуванчики, розовели редкие смородиновые кусты. Вслед за ними на лесных опушках расцветала черемуха и сирень. Говорят, на юге так выглядит весна, но здесь все иначе.
Пусть монастырь был временным пристанищем Анны, но ей здесь нравилось. Уединение от мирской суеты дарило чувство спокойствия и безопасности. Вот только все изменилось после событий прошлой ночи, потому что вампиры добрались и сюда. В обитель Бога, где им не место.
– Ты чего такая задумчивая? – голос Марион звучал жизнерадостно.
– Просто не выспалась, – уклончиво ответила Анна, переступая небольшую лужицу.
Небо хмурилось, моросило мелким дождем, после которого в лесу за монастырем наверняка вырастет много грибов. Анна и Марион любили собирать грибы вместе. Обычно они находили гораздо больше, чем остальные, и возвращались с полными корзинками опят, лисичек и боровиков. По этой причине дождь обычно не расстраивал Анну, а, наоборот, радовал.
Но в этот раз на сердце у девушки было неспокойно. Анна нутром чувствовала, что выйти в лес за грибами уже не сможет.
Влажная земля во дворе еще хранила глубокие следы незваных гостей. Вокруг бродили и другие воспитанницы монастыря, но никто больше не обращал на них внимания. Даже Марион предпочла сделать вид, словно ночью не случилось ничего особенного.
В трапезной было тепло и пахло свежеиспеченным хлебом. В монастыре питались скромно, но вкусно, в отличие от приюта. Там изо дня в день приходилось давиться безвкусной остывшей кашей, сваренной на воде. Здесь же на накрытых столах всегда ждал полноценный завтрак.
На деревянных тарелках лежали кусочки ржаного хлеба, вареные яйца, сыр, творог и мед, редис и свежая зелень из монастырского огорода. Питались в основном тем, что выращивали сами, а рыбу, крупы или специи закупали в городе на вырученные от продажи монастырских товаров деньги.
Усевшись на скамью, Анна окинула взором трапезную. Все выглядело обыденно, вот только перемены уже витали в воздухе.
«Или я зря нагнетаю?» – нахмурившись, девушка взяла себе самый маленький хлебный кусочек, еще теплый. Покрутила его в пальцах, рассматривая воздушную текстуру мякиша. Поднесла к лицу и, закрыв глаза, сделала глубокий вдох. Она обожала аромат хлеба, но даже он не мог пробудить в ней аппетит. И не только сегодня: Анна всегда ела через силу.
А вот Марион уплетала уже третий кусок и даже думать не желала ни о чем плохом.
– Передай, пожалуйста, мед, – попросила она, и Анна молча выполнила ее просьбу.
Остальные девушки болтали без умолку. Когда же в трапезную вошла одна из монахинь, воспитанницы разом притихли и обратили к ней лица, чтобы выслушать сегодняшние поручения.