В бродячем по стране цирке, из-за которого постоянно случались какие-то беды в стояночном городе, жила легенда, что раз в пятьдесят лет к ним просится мальчик с большими зелеными глазами и мастерски с первой же попытки ходит по канату, рассказывая о прошлых жизнях, проведенных в разных городах и странах. Этот ребенок не знает ничего существенного, но его рассказы о свершенных деяниях, хоть они и мелочны, а прекрасны и завораживают. Воспользовавшись этой легендой, удалось проникнуть в саму труппу.

Больше всех возмущалась Бэла с доставшейся по характеристике невысокого роста и странно подходящего внешнего сходства роль этого самого мальчика. Фырчать и изворачиваться можно было сколько угодно, но ощущение настоящего страха перед выступлением было – и не малое. Попасть в истории прошлых детей и рассказывать грустную историю собственной жизни, сочиненной по делам ребят из неблагополучных семей, что стояли на учете, оказалось меньшей из проблем. Говорить и скрываться было чуть сложнее.

Но на сегодняшнем выступлении не стоило облажаться искрометно и быстро, как то приснилось прошлой ночью. Вот именно это и было главной проблемой. Юная акробатка с красивым псевдонимом Аври проснулась от мимолетного вскрика, выдававшего немальчишеское рождение своего соседа по шатру, но значение придала лишь жуткому страху в зеленых глазах, что отражал опыт прошедших страшных испытаний. Бэла в тот момент впервые поняла, как же сильно обманывала саму себя, решившись на такое дело.

Получив странный псевдоним «Деф», она вдруг начинала его осознавать. За кулисами было жарко и нервно, от чего тряслись руки, болела голова. Она уверена, что помнит свой текст, хотя бы примерно, но улавливать взгляды вокруг становилось сложнее. «Дефектный» – вот о чем говорится повсюду, даже если не имеется ввиду. Мальчик, помнящий прошлые жизни, неисправен, потому его можно выставить напоказ, рассказывая всем и каждому, как прекрасно и ущербно он жил когда-то.

Аври держит за руку нежно и по-сестрински, подбадривает прежде чем подтолкнуть на арену, где уже натянули два каната на разной высоте. И вдруг мысль в голове: а успеют ли ее поймать или хоть подставить что-то? Плана разбиваться у нее не было, страдать по итогу – тоже. Эта мысль парализовала голос, потому на невысокий тонкий канат, походивший на нить, она взобралась в тишине и, только сделав несколько шагов, смогла проглотить сковывающую мысль.

– Помнить свою прошлую жизнь отвратительно. Вот, к примеру, Джонатан, мальчишка, которого тоже воспитала улица, убил одну даму из какого-то борделя. Согласитесь, если ему удосужилось помнить об этом сейчас, то он не слишком был бы доволен. Но это просто мои предположения: может, сейчас он убивает их каждый день, просто всем наплевать, – Бэла усмехнулась, понимая, что, возможно, несет полнейшую чушь. Хотя на зал это уже произвело огромное впечатление. – Так вот, войдем в мое положение. Особенно ярко каждый из вас помнил бы свою смерть. О, не надо удивляться! Это всегда оставляет неизгладимый отпечаток в памяти. Я расскажу вам, как я умер.

Бэла вслушивалась, как все вокруг нее замерло, и только собственные шаги разбивали тишину под куполом черт пойми какого цирка. Тонкая ниточка, натянутая в метре от пола, уже ждала подставного мальчика с наполовину подставной историей.

– Рассказывать с самого начала все не имеет смысла. Думаю, каждый может себе представить лондонского мальчишку, росшего на улице, во времена Великой Королевы Виктории. Еще с тринадцати лет я думал, что мне не суждено жить. И я так часто ходил по лезвию, стал забывать, как жить иначе, – она так смело наступала на тонкую нить ногами в больших ботинках, а нить почти не прогибалась, что казалось фантастичным. – Я любил высоту. Мне казалось это единственным счастьем в мире. Наверно, глупо, но это было все, что могло принадлежать именно мне.