Я не представлял, как могу двигаться в месте, лишенном пространства, да и двигался ли я куда-то вообще, либо эта иллюзия движения рождалась лишь в моём незрелом детском разуме? А ещё я был на сто процентов уверен, что я здесь, в Нигде, совершенно один, и это обстоятельство казалось мне печальным.

Мир-песчинка остался далеко позади. Возможно, я окончательно заблудился и потерялся в бесконечном Ничто, и теперь никогда его не найду, но я не особо горевал по этому поводу. Мне хотелось большего. Хотелось объять то непознанное, что меня окружало. Как бы там ни было, но я не верил, что у него нет границ. Это просто не укладывалось у меня в голове: как что-то может не иметь ни начала, ни конца.

Иногда мне казалось, что меня окружает вовсе не пустота. От усталости мне чудилось, будто я пробираюсь сквозь сплошную, тягучую чёрную массу, которая оказывает сильное сопротивление. Но я был так лёгок и невесом. После отдыха наваждение рассеивалось, и я снова мчался вперёд.

Но в какой-то момент я просто остановился. Однако остановила меня вовсе не усталость, а совершенно новое неизведанное чувство, пробуждающееся в моём сознании.

На меня снизошло озарение, но открывшаяся истина одновременно и обрадовала, и напугала меня. Я понял, что я здесь вовсе не один. И всегда был не один. А совсем рядом со мной… был мой отец. Он никак не выглядел, он и не мог как-либо выглядеть, ведь он находился вне пространства и времени, вне всяких определений и форм. Он был вечным, бесконечным и непознаваемым Творцом, Создателем всего сущего.

Теперь всё обрело смысл и встало на свои места. Я понял, что тот момент, когда я узнал, что у меня есть отец, и что он рядом, был переломным в моей жизни. Он высвободил силу, которую я не понимал, но которая была не менее могущественна, чем я и Создатель. Мы ещё не говорили и никак друг к другу не обращались, но я уже начинал чувствовать непонятное шевеление в своей груди, от которого разливалось тепло по всему моему бесконечному телу. Я замер в пустоте, не смея пошевелиться, но прошли ещё долгие миллиарды световых лет, прежде чем я начал видеть то, чего раньше, в силу своего возраста, не замечал. Я понял, что с моментом встречи с отцом, кончился период моего младенчества, а затем Он заговорил со мной…

Вместе мы сошли в Мир. И теперь, в материальности, будто в зеркале, я смог увидеть себя и его. Я был очень мал, и едва доставал макушкой ему до колен. Если сравнивать с человеческими детьми, то выглядел я, наверное, года на два или три. Отец крепко держал меня за руку. Он был высок, а его худощавое тело облачали тёмные, словно мрак, одежды. Он помогал мне идти и заговорщицки улыбался, глядя на меня. Мы шли по песчаному берегу моря, и холодные волны лениво накатывали на сушу, угрожая намочить нам обувь.

Мне хотелось задать ему столько вопросов, но тут я с удивлением понял, что ещё не знаю ни одного языка и не могу выразить свои мысли осмысленными фразами. Я могу лишь нечленораздельно бубнить что-то себе под нос или выкрикивать подобия слов.

Почему же всё так изменилось? Вот я был таким огромным, что вмещал в себя целую Вселенную, даже оставалось ещё место, и тут вдруг, в какой-то момент, уменьшился до размеров двухлетнего ребёнка и теперь беспомощно шагал вслед за отцом. Папа только улыбался, поднимал меня на руки и кружил в воздухе, а затем опускал на землю и что-то говорил, но ни единого его слова я не мог понять.

Мне казалось, что с тех пор время, словно дикий цепной пёс, сорвалось с места и с бешеной скоростью устремилось вдаль. Я взрослел быстро, и иногда мне становилось страшно оттого, что я совершенно не представляю, что буду делать, когда вырасту, и кем стану в будущем.