– А мастер-надзиратель – хороший взрослый?

– Иногда не обязательно быть хорошим человеком, чтобы преподать хороший урок, – Эйден сразу догадался, что делал Вигго – он увиливал. – Иногда плохой пример может лучше всего научить тому, как делать не нужно.

– А если я не пойму, что этот пример плохой и выучусь по нему?

– Тогда из тебя вырастет очередной обычный взрослый, мир от этого не рухнет, да и ты, возможно, будешь даже счастливее.

Эйден не совсем понял последнюю фразу, взгляд Вигго снова уплыл куда-то в сторону от беседы, и не было понятно говорит ли он с Эйденом или с самим собой.

– А ведьмы, то есть мастерицы, они плохие? – Эйден решил вернуть разговор в изначальное русло, уж больно бессмысленным он становился.

– Разные, – Вигго моргнул и снова посмотрел на Эйдена. – Могут быть и плохими, и хорошими или всего понемножку, как это чаще бывает со всеми людьми.

– Ты меня совсем запутал, так кто же такие эти мастерицы? – Эйдену не нравился новый Вигго, казалось ему было важнее покрасоваться своим умом нежели, чем ответить на вопросы. Он стал похож на типичного взрослого.

– Волшебницы, такие же, как и мастера.

– А почему они не живут в мастерской?

– Потому что когда-то давно мир был так построен, а потом все дети выросли, и им стало лень его менять.

– Мастер-надзиратель сказал, что ведьмы вытягивают волшебство из живых существ, – Эйден упрямо пытался привязать разговор хоть к какому-то смыслу.

– Не знаю, мастерицы хранят свои секреты даже строже, чем мастера. Думаю, что это возможно, ведь поэтому мастерам запрещено касаться животных, чтобы не было искушения, – Вигго задумался, и Эйден испугался, что он снова начнет говорить что-то очень глубокомысленное и бессмысленное, но, к счастью, этого не произошло. – Только я в этом сомневаюсь. Им и без того туго приходится. Обычные люди их бояться, а мастера так сильно ревнуют свое волшебство, что готовы плести про них все новые и новые небылицы. Думаю, у них хватает забот без того, чтобы воровать деревенских куриц ради волшебства, – Вигго сам посмеялся над своей шуткой, как вдруг его взгляд перестал быть рассеянным. – Почему тебя заинтересовали мастерицы?

– Мы сегодня встретили деревенскую мастерицу в поле, и она назвала меня принцем.

– Это ложь, – резко гаркнул Вигго. – Что бы тебе не сказала эта ведьма – это ложь.

– Но ты же сказал, что это обидное слово….

– Я знаю, что я сказал, – отрезал Вигго. Он пристально смотрел в глаза Эйдена, и взгляд у него был жестким и злым. – Обещай мне, что ты никогда не будешь разговаривать с этой женщиной?

– Хорошо, – легко соврал Эйден, он был еще маленьким и не успел определиться будет ли он плохим или хорошим человеком, поэтому не считал ложь чем-то запретным.

В дверь тихо постучали. К испугу Эйдена это был мастер-надзиратель.

– Эйден, – сказал он, – тебя срочно вызывает к себе магистр.

Пожалуй, самым примечательным в кабинете магистра была дверь. В этом была своя логика: редко кому выпадала честь за нее попасть, поэтому именно на дверь была возложена обязанность демонстрировать могущество и важность обитателя кабинета. И дверь прекрасно отыгрывала свою роль: древняя и массивная, оббитая по контуру железом, она была настолько тяжелой, что открыть ее можно было только при помощи волшебнизма.

Дверь была высокой, почти в два раза выше обычной, а под самым потолком на ней звездной пылью был нарисован герб мастеров – золотой круг, от которого во все стороны расходились прямые линии. Правда, всего этого было мало, чтобы внушить посетителю ощущение собственной ничтожности, поэтому дверь поместили в конце длинного узкого коридора. Теперь давящие стены и темнота помогали двери сиять настолько ярко, что затмить ее могло разве что самолюбие магистра, которое просачивалось в коридор, когда он одним взмахом руки отворял врата в свою скромную обитель. А чтобы ни у кого не возникло сомнений, что делал это именно магистр, у двери не было ручки.