– А что, если это древняя икона-апокриф? – взволнованно предположил он.

– Но в чем может заключаться ее апокрифичность?

Хитро прищурившись, профессор пожал плечами:

– Мы можем лишь строить гипотезы.

– Какие, например?

– Ну вот так навскидку предположу, что на иконе может быть изображено не совсем каноническое число апостолов.

Вновь склонившись над фото, Буре вскоре опять принялся почесывать бородку.

– А может быть, цвет кожи Христа? Только представьте, какой бы это вызвало резонанс, – заговорщицким тоном предположил профессор. – Да, батенька, вам предстоит раскусить прелюбопытнейшую загадку, ничего не скажешь. – Оставив наконец бороду в покое, Борис Михайлович переключился на узел своего галстука-«аскота». – Помните перекочевавшее в латынь греческое слово «энигматист»?

Глеб кивнул:

– Разумеется. Так называли того, кто либо загадывает, либо разгадывает загадки.

– Совершенно верно. Так вот, мой друг, отныне в связи со всей этой более чем запутанной историей с похищенными иконами, думаю, будет вполне справедливо величать этим древним словом вас.

– Энигматист, говорите? Хм, почему бы и нет. Я ведь обожаю всякие загадки да головоломки.

– И не вы один, – со значением констатировал профессор, точными, выверенными движениями разделывая рыбу.

Клятвенно пообещав держать Бориса Михайловича в курсе любых новостей касательно исчезнувших икон, Глеб тоже взялся за вилку и нож.

Меню, несмотря на античный антураж заведения, как ни странно, оказалось довольно современным, что, несомненно, стоило бы отнести к недоработкам учредителей. Стольцев и Буре, одинаково помешанные на изучении рецептов древней кухни – увлечении, которое они промеж собой называли палеокулинарией, – уже бывали в парочке мест, где можно было не только погрузиться в античную атмосферу, но и отведать соответствующие блюда.

Борис Михайлович наиболее любопытным из подобных заведений назвал афинский «Археон-Гевсис», где помимо сидячих мест тоже имелся зал для еды лежа. Но главной достопримечательностью этого ресторана он считал отменную еду.

Глеб, в свою очередь, припомнил римский ресторан, предлагавший банкетное обслуживание, имитирующее древнеримские пиры. Как-то по окончании симпозиума организаторы пригласили его на тематическую вечеринку, где накрытые среди величественных римских развалин столы ломились от любимых яств Цезаря, Катона и Ювенала. И хотя далеко не все археоблюда имели изысканный с современной точки зрения вкус, тот пир остался в памяти Глеба одним из самых любопытных застолий из всех, что ему удалось когда-либо посетить.

Впрочем, что в Риме, что в Афинах меню было порядком «причесано» в соответствии как с гастрономическими, так и этическими воззрениями сегодняшнего дня. Буре же и Стольцев, напротив, были ярыми поборниками чистоты жанра и пытались в домашних условиях экспериментальным путем воссоздать как можно более аутентичные рецепты. А ведь не каждый, кто вступал на шаткую стезю палеокулинарии, был способен дойти до конца. Часть заветов, оставшихся нам от античных поваров, выглядели как минимум спорными и отдавали кулинарным экстремизмом. Взять хотя бы жареные соловьиные языки или запеченные вульвы свиньи.

В доказательство своего умозрительного тезиса Глеб мысленно разложил запеченные вульвы по тарелкам. Как и следовало ожидать, вышло не особенно аппетитно.

Мерный стук вилки и ножа Буре вернул Глеба к действительности. Он дожевал резинового на вкус кролика, лишний раз убеждаясь в том, что, как и абсолютное большинство остальных столичных ресторанов, «Итака», выбирая, чем впечатлить избалованного посетителя – по-настоящему вкусной едой или оригинальностью интерьера, – опрометчиво склонилась к последнему. Нет, Улисс сюда больше не вернется.