Следы шаманских инициаций, идею расчленения, трансформации и последующей «сборки» тела мы находим практически во всех религиях. Так, будда Шакьямуни, достигший пробуждения под фикусом (аллюзия мирового древа), посетил свой родной город Капилавасту и совершил чудо. На глазах у родственников он поднялся в небо, расчленил там свое тело, конечности и голова после этого упали на землю, а затем он воссоединил части тела и принял прежний вид. В этом предании также нетрудно увидеть вполне характерные шаманские элементы (инициатический ритуал расчленения и восхождение на небо)[14].

В наши дни первобытная религиозность иногда искаженно толкуется как нечто устаревшее, потерявшее актуальность, как сумма заблуждений, коллекция суеверий и предрассудков необразованных дикарей, стоящих на низкой ступени цивилизации (или даже вовсе нецивилизованных). Такое высокомерное отношение к первобытной культуре – следствие колониального менталитета.

Однако само происхождение слов «архаика» и «первобытный» указывает на старшинство, главенство, ведущее положение, первенство.

Говоря о первобытных людях, мы в первую очередь имеем в виду не столько первые человеческие общества, сколько тех, кого иногда называют «примитивными» народами. Называть такие народы и этнические группы «примитивными» в корне неверно, поскольку, как писал Л. Леви-Брюль, «хотя установления и верования этих обществ отличны от наших, люди, в них живущие, не более примитивны, чем мы»[15].

Ценность и важность первобытной культуры хорошо понимал выдающийся мыслитель К. Г. Юнг, основоположник аналитической психологии. Он писал: «Я использую термин „первобытный“ в смысле „первичный“, „исконный“ и не привношу сюда никакого оценочного суждения.

Также когда я говорю об „остаточной“ первобытности, то вовсе не имею в виду, что это состояние рано или поздно придет к своему концу. Напротив, я не вижу никаких причин, почему оно не должно оставаться до тех пор, пока существует человечество»[16].

Такое трепетное отношение к первобытному сознанию вовсе не случайно. Архаика дала жизнь всем без исключения традиционным мировым и локальным религиям. Без мифов, легенд и архетипов древности не было бы ни поздней философской рефлексии, ни психологии и прочих дифференцированных гуманитарных наук. Поэтому для понимания поздних религий, со своей спецификой и «трудными местами» в священных писаниях, не поддающимися порой разумному истолкованию, необходимо знание архаических истоков и шаманских паттернов. Это золотой ключик к волшебной двери в мир религий.

Все мы носим в себе как коллективное сознание, так и коллективное бессознательное. А их истоки как раз и лежат в первобытном обществе, с его «коллективными мистическими представлениями», с его мистическим соучастием (participation mystique), которое предшествует и сопутствует всей ментальной, интеллектуальной и эмоциональной жизни любого отдельного представителя вида, т. е. индивида. «Член племени, тотема, клана чувствует свое мистическое единство со своей социальной группой, свое мистическое единство с животными или растительным видом, который является его тотемом, свое мистическое единство с душой сна, свое мистическое единство с лесной душой и т. д.»[17].

У африканцев до сих пор сохранилось это древнее чувство «мистического соучастия». Это понятие называется у них «убунту» (uu-Boon-too). Это слово из диалекта банту. В культуре южноафриканских народов коса (xhosa) и зулу (zulu) «убунту» означает ‘Я существую, потому что мы существуем’.

Убунту, можно сказать, – южноафриканское направление этики и гуманистической философии, особое внимание уделяющее понятиям верности в отношениях между людьми. Убунту является одним из основополагающих принципов новой Южно-Африканской Республики. Его положения даже связываются с идеями африканского Возрождения.