– В общем, – деловито продолжает Нима, – мы спорили о том, когда же наступит день и касты людей не останется вовсе. Лаэта считает, что это будет уже через пару поколений, а Лира выдвинула предположение, что Брэдфорд мог специально сделать сыворотку такой, чтобы какой-то процент был и вовсе к ней не восприимчив.

– И зачем ему это делать? Что-то вроде: чтобы не забывать свои корни? – уточняю я, еле сдерживая едкий сарказм.

– В целом, да, – беззаботно подаёт голос Лиретт. – Это была бы хорошая шутка с его стороны. Но, конечно же, не для всех, – слегка сконфуженно добавляет она, опустив свой взгляд, а я встречаюсь с понимающими теплыми глазами Лаэты.

Конечно же, не для всех… Я на собственной шкуре во всех красках прочувствовала смысл высказывания «быть никак все», которое для меня скорее выступает как «в семье не без урода», но я всеми силами пытаюсь его перекроить в «раз в год и палка стреляет», но пока безуспешно.

Моих подруг я знаю уже достаточно давно, но самой близкой мне по духу является именно Лаэта Сонсур. Мы с ней случайно познакомились на первом году обучения и стали весьма близки почти с первых дней. Я хорошо помню ту вводную лекцию по истории Лунара, когда зеленых детишек-студентов собирали в огромном зале Нижнего Прайма, окуная их во времена бесстрашного Реймира, воинственной Саймы, отважного Мелисандра, всезнающего Нирона и других величайших героев тех времен. «Мы вспоминаем и чтим наше прошлое, охраняя тем самым не только нашу историю, но и наше драгоценное будущее», – вспоминаю я слова Директора Нижнего Прайма. Я помню, как зашла в аудиторию раньше других и сразу же устремилась в самый её конец, тогда как другие ученики стали занимать передние парты. Видимо, с первых дней я решила в полной мере оправдать свою незаурядную репутацию, стараясь не выделяться, но на самом деле получала зеркально противоположный результат и искренне не понимала почему. К моменту, когда Лаэта, наконец, соизволила зайти в аудиторию, всё-таки оторвавшись от «чудесной во всех отношениях», по ее словам, картины в холле Прайма, количество свободных мест лихо стремилось к нулю. Я, как сейчас помню, ее расширенные голубые глаза, которые нерешительно метались от мальчика в первом ряду с завидным аппетитом уплетающего булочку, который, впрочем, и сам в каком-то смысле был, как булочка, до худенькой бледной девочки, сидящей в самом конце. Она села к бледному существу, и с тех пор мы почти неразлучны.

Лаэта из клана магов воды, живущих у лазурного океана Мундаста. Они все подвижны, как сама вода, и отличаются живым характером, как ее течение. У неё яркие голубые глаза с небольшой тёмно-синей крапинкой где-то в их глубине и роскошные серебристые волосы, которые порой своими переливами напоминают мне пену волн. Маленький аккуратненький носик, узкие темные брови и пухлые губки украшают ее бледное лицо. Она худенькая и весьма стройная, но при этом в её руках и движениях чувствуется сила и одновременно, присущие для их клана, изящество и плавность. Её волосы всегда заплетены в какие-то неподвластные моему пониманию прически – вереницы кос, хвостов и переплетений украшают ее голову словно корона, чему она обязана трем своим младшим сестренкам, в которых она души не чает и для которых готова на всё, даже терпеть ежедневные утренние истязания от их пухленьких ручек, когда они колдуют над её волосами. Не знаю, почему ей было интересно водиться со мной на первых порах обучения, подозреваю, что из-за её большого сердца – в семье она была старшим ребенком, привыкшим брать на себя ответственность за младших ещё неоперившихся сестер. Подозреваю, что я была для неё ещё одной крохой, потребность защищать которую проснулась в ней, когда она перестала целыми сутками слоняться по домашним окрестностям и этот океан чувств надо было на кого-то излить, а уж лучшего объекта, чем я, пожалуй, и не придумаешь. Но впоследствии мы обнаружили, что во многом схожи, что позволило нам быстро сблизиться и начать много общаться; но и в очень многом различаемся, что позволяло нашу дружбу укрепить и приумножить.