Гертруда подошла к нему и нежно погладила сотрясаемую кашлем спину.

–Да, Арчи, я понимаю. И теперь ты думаешь правильно ли мы поступили, оставив его в живых?

– Нет, Труд, я годами думал об этом решении, – наконец заговорил маг, приходя в себя, – Сейчас я думаю о другом, о том, что пора бы и нам с тобой заняться его обучением.

– Ты с ума сошёл? Как и чему мы его научим? Ты будешь учить его разрушению? – она побледнела, представив возможные последствия.

– Нет, Труди, меня осенило, когда ты говорила с Шульцем. Он просто сказал: «Я буду учить его» и все, как-будто в этом нет ничего такого. Хотя мы и объяснили ему, кто такой Дэрэк.

– Да, он, Генрих, не маг, он не понимает, – возразила Гертруда.

– Нет, дорогая Труди, – и Арчибальд вдруг просиял, – Это мы ничего не понимаем, а все так просто.

А время пошло дальше…

Идея Арчибальда была проста, раньше Некромантами, а именно им был Дэрэк, становились старые, опытные, видевшие жизнь маги, и становились они ими потому, что изучили за свои долгие жизни все, что могли, кроме запретного знания.

Но, как и положено людям могущественным, а могущество развращает, были эти старцы людьми весьма сомнительной морали, причем за долго до того, как впервые начали изучать запретное знание.

Дак, что удивительного в том, что, овладев некромантией, добра они и близко не творили.

Но проще всегда признать, что виновато само знание, нежели то, что у очередного славного парня просто наступил особо опасный для всего сущего старческий маразм.

И некромантия стала под запретом, но будучи частью мирового порядка, она жаждала быть познанной, вот почему даже упоминать слово на букву «н» было чревато.

Однако Дэрэк не был стар и не был испорчен, он был чистым листом.

Поэтому от того, как и чему Арчибальд, Гертруда и Генрих будут его учить, зависит и то, какой из него будет маг, а точнее, какой некромант.

Однако любой, кто, хотя бы вскользь касался такого сложного занятия как воспитание ребенка, скажет, что это невозможно делать так, чтоб ни разу не покривить душой.

Особенно в том, что касается вопросов «хорошо и плохо».

Обман, ложь? – Это плохо! Нужно всегда говорить правду.

Но при этом сказать тетеньке, что она толстая и новый наряд этого не исправит, когда та спрашивает: «Ну, как я выгляжу в этом платье?»

Или сказать: «Бабушка, мне не нравится, как пахнет у тебя изо рта, когда ты меня целуешь», – это тоже плохо.

Несмотря на то, что это как раз правда.

Если ты разбил банку с вареньем, то должен признаться.

Но о том, что пьяный папа, когда вы были в гостях, наблевал в горшок с фикусом – говорить не стоит.

Равно как не стоит упоминать то, что однажды видел в родительской спальне.

Даже если тебе очень интересно, почему отец был в маске свиньи, а у мамы в руках была плетка. Без сомненья, это связано с тем фикусом, не иначе.

Думает малыш и продолжает жить в мире честных и правдивых людей.

Поэтому легко можно представить, на какие сделки с истиной приходилось идти Генриху Шульцу, когда он говорил с Дэрэком о добре и зле.

Шульц, несмотря на свое прошлое, а возможно, как раз из-за него, был человеком добрым и любил Дэрэка, и хотел, чтобы тот вырос порядочным человеком.

Но все же моральным компасом для мальчика стала Госпожа Гертруда.

Она часто беседовала с Дэрэком и даже иногда брала его на прогулку по городу, к вящему неудовольствию Генриха и Арчибальда.

И в кругозоре Мальчишки появились такие вещи как рынок, магазины и лавки, парк, дома, улицы, но главное – люди и то, как они общаются, так сказать, в естественной среде.

Конечно, цитадель была полна прислуги и рабочих, поваров и кухарок, но это все же не то, что в городе.