До брака моя мать была фотомоделью; после же она полностью посвятила себя семье, а я, как старшая, должна была помогать ей заботиться о младших детях. После меня родились Дон, он на четыре года младше меня, и Мишель, моя единственная сестра, на пять лет младше Дона. Джефф и близнецы, Тим и Том, на тот момент еще не родились.

Моя мать была слишком застенчивой, чтобы это обсуждать, так что мое половое воспитание прошло в школе, когда я была в шестом классе. Несколько ребят передавали друг другу книгу, которая снаружи выглядела как Библия, но внутри были картинки, как люди занимаются любовью.

Мое тело менялось, во мне просыпались новые чувства. Иногда на меня засматривались мальчики в школе, и как-то раз кто-то стащил фотографию, на которой я была в обтягивающем свитере с горлом, со школьной Доски почета. Но я все еще была ребенком, стыдящимся своей сексуальности. Я грезила о французских поцелуях, но когда мы с друзьями дома играли в «бутылочку», мне требовалось полчаса, чтобы собраться и позволить какому-нибудь мальчику поцеловать мои плотно сжатые губы.

Мой папа, сильный и прекрасный, был центром нашего мира. Он был трудягой, защитил в Техасском университете диплом по бизнес-администрированию. Дома он был строгим командиром. Он твердо верил в дисциплину и ответственность, и мы с ним нередко сталкивались лбами. В тринадцать лет я стала чирлидером, потому что это был единственный способ убедить его отпускать меня на игры в другие города. Иначе ни слезы, ни уговоры, ни мамины доводы не имели никакого действия. Если он устанавливал какие-либо правила, оспорить их было невозможно.

Время от времени мне удавалось его обходить. Когда он строго запретил мне носить облегающие юбки, я специально присоединилась к девочкам-скаутам, чтобы носить их обтягивающую форму.

Мои родители были настоящими борцами. Хоть они часто сталкивались с финансовыми трудностями, на нас, детях, это почти никак не отражалось. Когда я была маленькой, мама сшила симпатичные скатерки, чтобы прикрыть ящики от апельсинов, которые мы использовали вместо тумбочек. Зачем лишать себя чего-то, если можно по максимуму использовать то, что есть?

Ужин был плодом совместных усилий всей семьи. Мама готовила, кто-то из детей накрывал на стол, остальные убирались. Хулиганить никому не позволялось, но мы все по-настоящему друг друга поддерживали. Мне повезло иметь такую сплоченную семью.

Когда я листала старые семейные альбомы, меня завораживали фото моих родителей в молодости. Меня интересовало прошлое, например, Вторая мировая война, потому что мой отец сражался в морских войсках на Окинаве. В форме он выглядел шикарно – было видно, что это он для моей мамы позирует, – но его улыбка выглядела как-то неуместно, особенно учитывая, где он находился. Когда я прочла записку на обороте фотографии, где он писал, как скучает по моей маме, я прослезилась.

Разбирая семейные вещицы, я обнаружила небольшую деревянную шкатулку. Внутри был аккуратно сложенный американский флаг – такой, какие вручают вдовам солдат. Также в шкатулке была фотография мамы – она одной рукой обнимала какого-то незнакомого мужчину, а у нее на коленях сидел младенец. На обороте фотографии была подпись: «Мама, папа, Присцилла». Я обнаружила семейную тайну.

Я почувствовала себя преданной и побежала к маме, она была в гостях неподалеку. Уже через несколько минут я рыдала в ее объятиях, а она успокаивала меня, объясняя, что, когда мне было шесть месяцев, мой родной отец, лейтенант Джеймс Вагнер, красавец, пилот ВМС, погиб в крушении самолета, когда возвращался домой отдохнуть. Через два с половиной года мама вышла замуж за Пола Болье, который меня удочерил и любил меня как родную.