Часы перед прибытием частного самолета Элвиса, «Лизы Мари», тянулись долго. За закрытыми дверьми я сидела и ждала, вспоминая нашу совместную жизнь – радость, боль, грусть, победы – все с того момента, как я впервые услышала его имя.

Я в тринадцать лет

Был 1956 год. Я жила с семьей на базе военно-воздушных сил США Бергстром в Остине, штат Техас, где служил мой отец, Джозеф Пол Болье, тогда – капитан. Однажды вечером он пришел домой и вручил мне альбом на пластинке.

– Не знаю, что это за Элвис, – сказал он. – Но, похоже, что-то в нем есть. Пришлось в очереди постоять, там была половина нашей базы. Его сейчас все слушают.

Я вставила пластинку в магнитофон и тут же услышала веселую мелодию Blue Suede Shoes. Альбом назывался «Элвис Пресли». Его первый альбом.

Мне, как и остальным подросткам в Америке, нравился Элвис, хотя не так безумно, как многим моим подругам, ученицам средней школы Дэл-Вэлли. У них были футболки с Элвисом, шляпы с Элвисом, носочки с Элвисом, даже помада разных цветов, названных в честь его песен – Hound Dog Orange, Heartbreak Pink. Элвис был повсюду – на открытках, которые прилагались к жвачкам, и шортах-бермудах, на личных дневниках и кошельках и картинках, которые светятся в темноте. Мальчики в школе пытались ему подражать, зачесывая волосы назад с помощью лака, отращивали бакенбарды, поднимали воротнички рубашек.

Одна девочка была настолько от него без ума, что создала целый фан-клуб. Мне она разрешила присоединиться за двадцать пять центов – столько стоила книга, которую она заказала мне по почте. Когда я получила эту книгу, я была поражена – там было фото Элвиса, где он подписывал обнаженную грудь двух девушек; в то время такое было неслыханно.

Потом я увидела его по телевизору, в передаче братьев Джимми и Томми Дорси, «Стейдж Шоу». Он был таким сексуальным и красивым, с глубокими, задумчивыми глазами, пухлыми губами, кривоватой улыбкой. Он с важным видом подошел к микрофону, широко расставил ноги, откинул голову назад и заиграл на гитаре. Он запел с такой уверенностью и задвигался с такой необузданной сексуальностью. Может, мне того и не хотелось, но он меня привлекал.

Аудитория постарше была не в восторге. Вскоре его выступления стали называться непристойными. Моя мать неустанно повторяла, что он плохо влияет на юных девушек. «Он возбуждает в них то, что возбуждаться не должно. Если когда-нибудь будет марш матерей против Элвиса Пресли, я его возглавлю».

Но я слышала, что, несмотря на его вызывающее поведение на сцене и образ крутого парня, Элвис был родом с Юга, из строгой христианской семьи. Он был провинциальным парнем, не пил и не курил, любил и уважал своих родителей, а ко всем старшим обращался «сэр» или «мэм».

Я была дочкой военного, застенчивой, симпатичной девочкой, к сожалению, приученной к переездам каждые два-три года с одной базы на другую. К одиннадцати годам я успела пожить в шести разных городах, и, страшно боясь быть отвергнутой, я либо всех сторонилась, либо ждала, чтобы кто-то первым со мной заговорил и предложил дружить. Особенно сложно было начинать учебу в новой школе посреди учебного года, когда уже сформировались все небольшие компании, а новенькие считались аутсайдерами.

Я была невысокой, миниатюрной, с длинными каштановыми волосами, голубыми глазами, курносой – на меня часто смотрели другие ученики. Девочки обычно сначала считали меня соперницей, боялись, что я уведу у них парней. Мне было легче общаться с мальчиками, они, как правило, были дружелюбнее.

Люди всегда говорили, что я была самой красивой девочкой в школе, но мне никогда так не казалось. Я была худой, почти что тощей, даже если я и была симпатичной, как говорили окружающие, мне хотелось представлять собой нечто большее. Я чувствовала себя любимой и защищенной только в кругу семьи. Мы все были близки, поддерживали друг друга; с ними я чувствовала стабильность.