Необычный резкий вкус обволакивал его рот. Марк не смог долго жевать персик, а быстро проглотил его, снова уставившись на миску с фруктами, но на этот раз глазами, полными удивления и восторга.

– Попробуй еще вот это, – разжевывая дольку чего-то яркого, Мара указала тонким пальчиком на миску. – Это виноград. Из него делают вино.

– А вот это что? – вина Марку совсем не хотелось. Его привлек маленький ярко-желтый треугольник, покрытый крупицами сахара.

– Ананас.

Ананас тоже очень вкусный, но не шел ни в какое сравнение с персиком. Мара уступила всю миску Марку, которую он съел со скоростью голодного зверька. После такого сытного и необычного ужина глаза стали слипаться, и Марк, свесив ноги с кровати, озадаченно посмотрел на дверь.

– Где моя обувь? И одежда.

– Галая все постирает и вернет к утру высохшее, – пожала плечами Мара, убирая поднос на прикроватный столик.

– А как же я пойду домой без обуви? Там очень грязно, – Марк посмотрел на шерстяные мягкие носки, которые ему слегка маловаты, но все же очень удобно сидели на ступне. Не хотелось бы их пачкать даже на сухой летней дороге, чего уж говорить об осенней грязи.

– Так завтра и пойдешь, – Мара стянула с себя верхнее платье, и Марк, раскрасневшись, отвернулся. Здесь гораздо теплее, чем на улице или у него дома, поэтому Мара нырнула под одеяло в плотной, но легкой белой сорочке. – Ложись с той стороны. Я сплю ближе к двери.

Чувствуя себя слишком неловким, Марк медленно, будто провинившись, откинул край тяжеленного одеяла и положил голову на подушку. Постель мягкая, уютная, такая желанная и обволакивающая, что глаза просто отказывались открываться. Мышцы тела уже не болели после тяжелой работы в кузнице, в голове не оставалось ни одной мысли, и ему стало абсолютно плевать, как он будет проживать завтрашний день.

Но все-таки сон не торопился наступать. Вместе с расслаблением наступило легкое волнение. Марк рассматривал белеющий в темноте потолок, легкий тюль, вслушивался в треск маленькой печки. А у двери, что было довольно пугающе, виднелась фигура безмолвного стража, который, видимо, нисколько не смущал Мару. Она сопела, раскинув руки в разные стороны, и ее вкусно-пахнущие волосы щекотали Марку лицо.

Глубокая черная ночь. Марк попытался разглядеть что-нибудь в окне, но за ним только темнота. Маленькая уютная комната с белыми стенами и каменным полом приобрела какой-то зловещий, неуютный вид. И даже несмотря на мягчайшую перину, Марку стало грустно, что он сейчас не в своей каморке на узкой твердой кровати, где в соседней комнате спит мама. Мама. Как она там?

– Дауд? – полушепотом произнес Марк.

Дауд не ответил ничего и не шелохнулся. Не раздался даже шорох его камзола – настолько неподвижен страж. Но он наверняка слышал Марка?

– У тебя есть родственники?

– Нет.

– Друзья?

– Нет.

– Ну, кто-то, кого ты очень ценишь.

– Госпожа Марена – причина моего существования.

Пожалуй, именно это Марк и хотел услышать. Вновь бегло взглянув на сопящую девочку, Марк подумал, что именно этого она и заслуживает – кого-то, кто будет жить только ради нее.

– Что бы ты сделал, если бы Мару кто-то обидел? Кто-то ударил?

– Убил бы его, – ответ последовал незамедлительно и мягко разрезал тишину.

Заснувший мальчик не знал, что ночью дверь отворялась и в комнату входила княгиня. Остановившись у изголовья кровати, она светила тусклым светом лампады на лицо Марка, пристально рассматривая его тонкий нос, острый подбородок и густые бронзовые ресницы.

Марк проснулся с первыми лучами солнца, которые упали на его веснушчатое лицо. Мара спала, а Дауд по-прежнему стоял лицом к двери. Какое-то время Марк просто сидел на кровати и наслаждался тишиной. Светлая комната перестала быть таинственной и зловещей, а из окна, как выяснилось, виден придворный сад и высокая башня, которую Марк наблюдал всю жизнь с низины своей деревни. Аккуратно свесив ноги к полу, Марк ощутил приятный холодок от каменной кладки. И как только он встал на ноги, в голову полезли болезненные мысли.