Сейчас, глядя в улыбающееся лицо Энтони Брауна, я задавалась вопросом, знает ли он, что по ночам происходит в его храме. Возможно, ему предпочитали об этом не говорить, чтобы не подвергать опасности.

Легкий ветерок колыхал листья фруктовых деревьев, и повсюду вокруг слышался стук переспелых яблок о землю. На фоне бесплодного пейзажа Каудрей выглядел оазисом плодородия и зелени, однако, когда подали еду – блюда с отборными гусями с ярмарки, а также местную дичь, рыбу, сыры, груши, оладьи с яблоками, кувшины с пивом и элем, – я задалась вопросом, чего Энтони стоило всех нас накормить.

Длина столов, как сказал мне Энтони, составляла без малого пятьдесят ярдов. Их застелили красивой льняной скатертью, а благодаря деревянным блюдам и кубкам мы чувствовали себя настолько непринужденно, насколько это возможно для путешествующего королевского двора. Я полной грудью вдыхала воздух, пропитанный густым запахом паданцев. В такие мгновения легко было представить, что меня окружают простые честные люди. Но хотя мои придворные и избавились от своих накрахмаленных воротников и подбитых ватой бриджей, они были хищными, как волки.

По одну руку от меня сидел наш хозяин, а прямо напротив него, через стол, – Джон Уитгифт. Забавное соседство. Старый Бёрли и старый Хансдон остались дома, зато их сыновья, Роберт и Джордж, сидели чуть поодаль от нас, блестя глазами. Мои фрейлины, все до единой в соломенных шляпках для защиты кожи от солнца, как обычно, устроились вместе. Под деревом музыканты играли незатейливые деревенские мелодии, в которых не было намека ни на аллегорию, ни на классическую аллюзию. Девушка в них была пригожей, а не наперсницей Афродиты, а мужчина – храбрым, а не подобным Гектору. Люди, которые знали и любили эти песни и подпевали им, сидели в дальнем конце стола.

– А у вас преданные соратники, сэр Энтони, – сказала я, кивнув в их сторону, и сделала глоток свежеотжатого сидра, который не успел еще утратить сладость и набрать крепость.

– Как прекрасно известно вашему величеству, – произнес он медленно, – преданность – самое ценное качество в тех, с кем мы имеем дело.

Так он знал о тайной церемонии в капелле? Или кто-то, в чьей преданности он был уверен, злоупотреблял его доверием?

– И его труднее всего завоевать, – заметила я.

Если он все-таки знал, то с его стороны это крайне опасная игра.

– Сегодня утром я отыскал молельню, – ни с того ни с сего сообщил Уитгифт, наклоняясь вперед.

– Я как раз собирался показать вам ее после завтрака, – сказал Энтони. – Боюсь, хозяин из меня не слишком расторопный.

Мне померещилось или он встревожился, услышав, что Уитгифт уже успел побывать в капелле?

– Этот старый нос, – произнес Уитгифт, многозначительно постучав пальцем по тонкой длинной спинке, – слишком часто в своей жизни чуял запах ладана, чтобы с чем-то его перепутать. Сэр, сегодня утром ваш молельный зал им просто разил.

– Возможно, ваш нос утратил чутье, – отвечал Энтони. – С возрастом такое случается. Это я вам говорю как человек, несущий груз прожитых лет с вами наравне. В молодости даже паданцы на исходе лета пахли сильнее!

– Ну, хорька я учуять в состоянии до сих пор, а ладан пахнет почти так же сильно.

Уитгифт явно провоцировал нашего хозяина, что подтверждало мои подозрения. Следовало его приструнить.

– В ладане нет ничего противозаконного, – громко произнесла я. – Разве мы не жжем ладан, чтобы отогнать моль и замаскировать запахи тяжелой болезни? Ну же, сэр, не будьте таким брюзгой. Наслаждайтесь свежим деревенским воздухом и радуйтесь возможности побыть на солнышке. Нет, только церковник может искать темную и холодную капеллу в такой погожий день.