Или это совпадение? Синхроничность Юнга? Или я говорил ей об этом в зуме? Но я не говорил. Она просто считывала мои мысли, мои чувства. Будто была какой-то шаманкой. Я только хотел подумать, как она уже произносила это вслух. Или, может быть, я правда сошел с ума, так же как мой отец?
– Стадионы наши, любовь наша! – кричала Лана, показывая, как будто играет на электрогитаре. И мне казалось, что мы так похожи друг на друга. Что мы может быть вообще одно существо, в которое много тысяч лет назад ударила молния. И вот две половины этого существа разъединило, разбросало по свету, и они были вынуждены скитаться, пока не нашли друг друга. Но дело даже не в этом. Найти можно сегодня все, что угодно; верно, «Гугл»? Главное, что мы узнали друг друга.
– И у нас есть миссия, – сказала Лана, – хочешь знать какая? – И, не дождавшись моего ответа, закричала: – Найти других таких же, как мы, китов, набравших в себя воздуха, чтобы не умереть, и скитающихся в самой тьме!
И я каким-то внутренним взором увидел сцену: огромные толпы людей с зажженными телефонами, машущих в такт ветру. Кто-то сидел в автобусе, в своей машине, дома перед компьютером, на скучной лекции по философии, в вагоне, на земле, в тундре, тайге… всюду.
– Наша сцена – это наша жизнь! – закричал я, выхватывая у Ланы бутылку виски, словно это был наш олимпийский огонь.
Напротив сел какой-то алкаш, тоже с бутылкой, будто этот факт сближал его с нами. Правда, свою он обернул пакетом, это типа давало ему презумпцию невиновности.
– Следующая песня посвящается всем потерявшим свою дорогу во тьме океана.
– Всем, кто ищет дорогу к воздуху.
– Всем, внутри кого живет фонтан.
Тут я прыснул со смеху…
– Какой фонтан? – спросил я Лану.
– Ну, этот, который из кита выбивается!
– Эту песню написали киты, – крикнул я. – Мы просто услышали их в своих снах. Когда случайно заснули в метро, в трамвае, в электричке, когда ехали на работу курьером, инженером, дизайнером, разносчиком пиццы, айтишником, менеджером, копирайтером или закладчиком окон, архитектором, юристом и бухгалтером, фотографом или любым другим фрилансером.
Мы приняли их сигнал, и вот что они просили передать.
Тут идут гитарные рифы:
Мы стоим и дурачимся. Будто у нас есть гитары. Лана ставит аранжировку на телефоне. Из супермаркета вываливается какой-то бродяга. Алкаш с бутылкой качает головой в такт музыке. Прикуривает, а затем поднимает зажигалку, как на концерте.
И машет ею из стороны в сторону. Мне кажется, что на щеке у него блестит слеза. А дофаминовые реки текут через нас и выбиваются лучами радуги в ночное небо. Мы целуемся, запивая каждый поцелуй виски. Танцуем под плейлист с телефона Ланы: «Нирвана», Кортни Лав, «Соник Юс». Потом сидим с бомжом. Он рассказывает нам, что был моряком и водолазом. Затем протягивает руки. И говорит, вот давай проверим. Просит налить ему виски в ладошки. Он все выпивает и говорит, что так, чтобы ни капельки не протекло, могут только водолазы. Лана спрашивает, а почему он теперь на улице. Говорит, что из-за Людки. С Жак-Ивом Кусто, говорит, нырял за белыми акулами, Антарктику, говорит, прошел, Ледовитый океан, говорит, прошел, а Людку не смог. Разбился, говорит, его корабль о брега ее любви. И дальше он плачет, и мы плачем с ним вместе. А я спрашиваю себя: неужели это случайность? Жак, твою мать, Ив, твою мать, Кусто! Не было ли то предупреждением, которое я должен был понять, как-то осмыслить?