– Кто ты? Идентифицируй себя.

– Я… Я тот, кто честен с другими, но бесчестен с собой. – был ответ.

   Я тяготел и тяготею к спиральным и спиралевидным структурам. Для меня они всегда означали произведение циклических и линейных процессов, символизировали эволюцию. Но однажды одна такая спираль чуть было не сыграла со мной смертельную шутку. Некий полицейский с заискивающей миной взялся подвезти меня на моей же машине. Не знаю, зачем и почему я согласился. Никакой необходимости в том, чтобы принять его странное предложение, не было. Но он был так ласков, нежно-настойчив, что я не смог отказать. Как только он сел за руль, а я – в пассажирское кресло, он позвонил кому-то по телефону и сообщил: «не беспокойтесь, он в моих руках, ему деваться некуда». Господи, что же делать? Выпрыгнуть на ходу? Но эта скотина заблокировала двери… Умоляю его остановиться, ссылаюсь на то, что мне срочно нужно в туалет – сил нет терпеть. Взываю ко всему, что для него свято. Он, поглядывая на меня не без подозрений и с какой-то нехорошей улыбочкой, все же останавливается и разблокирует дверь. Я, не помня себя, влетаю в ближайшее здание, и оказываюсь перед… спиралевидной лестницей! Бегу, сам не зная почему, сначала вниз – видимо, инстинкт самосохранения сработал по механизму норных животных. Оказываюсь в вонючем подвале, заставленном бочками с капустой и другими мерзкими солениями десятой свежести. Едва не сблевав, бегу наверх. Оказываюсь на галерке театрального зала, куда меня не пускают. Еще выше. Там, наверху, обнаружилась научная лаборатория, где меня вообще не сочли за человека… В отчаянии я побрел к выходу. Полицейский уже поджидал меня внизу, потирая руки. Пришлось отдаться на милость победителя. А вы как бы поступили на моем месте?

   Взгляд за горизонт мог бы дать многое. Он мог бы, наверное, вызвать к жизни новый рассвет или ускорить приближение долгожданной спасательной авиагруппы или, хотя бы, остановить лесной пожар. Но горизонт здесь, в глухой сельве, не просматривается.

   Была одна гетера. Красивая. Манила меня рыжими волосами и короткой юбкой. Но телесный контакт оттолкнул меня. Я очутился на жесткой, мускулистой кукле с сухой кожей. Особенно отвратителен был поцелуй – холодный и сухой настолько, что у меня мгновенно пересохло во рту и спазмом перехватило горло.

   Знакомый проспект в огнях, радостно-шумный, с непрерывными потоками машин и людей, прекрасно просматривался. Я стоял метрах в трехстах от него и не имел иного желания, кроме как дойти, добежать, долететь, прыжком преодолеть эти жалкие сотни метров и влиться в бесконечное движение, стать его частицей. Место, где я стоял, было парадоксально пусто. И едва я начал двигаться в сторону проспекта, меня занесло в глухой двор-колодец, пустой, замкнутый четырьмя стенами с рядами черных окон. Ни единого звука, кроме шума ветра. Даже звуки проспекта не долетали сюда. Вдруг слышу где-то неподалеку, возможно, в соседнем дворе, детские голоса. Спешу туда. С каждым моим шагом усиливающийся ветер подхватывает и развевает полы моего плаща и швыряет их мне же в лицо. Двор невелик, но пересечь его было мудрено. Упорно двигаясь на голоса, я все же оказался в соседнем дворе – точной копии первого. Но только я проник туда, голоса мгновенно исчезли. Второй двор так же глух и нем, как первый. Чу! Я снова слышу голоса, смех, на этот раз откуда-то слева, где виден проход в следующий двор. Бегу туда изо всех сил. Напрасно. Опять никого, то же глухое молчание и черные ряды мертвых окон. Пытаюсь вернуться в исходную точку, но нет. Путь потерян, и я, кажется, навсегда пленен лабиринтом глухонемых дворов.