– Все вы одним миром мазаны!!!
– А я от всех отличаюсь тем, что люблю я это дело и не стесняюсь этого. А если еще и мужик это любит, вдвойне хорошо… – Произнеся это, она наклонилась, накинула ключ на следующую гайку, надела трубу и, обращаясь уже к своей вынужденной напарнице, произнесла: – Поехали дальше…
Видно, мужик такого развития сюжета не ожидал. Честно, и я тоже. Да, наверно, и вся стоянка. Мужик помялся, зло усмехнулся, принял какое-то решение и предложил:
– Может, пойдешь покажешь, что умеешь? Пока меня обслуживаешь, девки отдохнут. Как только заартачишься, девки продолжат.
– Хорошо, – только-то и сказала Ленчик. – Только пиво свое возьму.
Она оставила трубу в покое, вернулась ко мне, забрала оставленное ею мне пиво и зашагала в обратную сторону.
– Как звать-то тебя? – мужик зло хорохорился.
– Меня тут все Катастрофой зовут. Ты тоже так звать можешь. Меня это заводит, – она рассмеялась.
– Посмотрим, – мужик уже открыл дверь МАЗа. – Подсадить?
– Я привычная, – она уже впорхнула вовнутрь, промелькнув между ним и дверью.
– Отдохните пока, – это мужик уже бросил небрежно ревущим и раскисшим девкам. – Вряд ли, правда, надолго. За вас до утра плочено. – Дверь за ним захлопнулась.
Временно концерт был закончен…
Девки как тряслись у колеса, так и тряслись. Куда им деваться?
– Фьюить, – свистнул, как дворовых собак. Когда глянули в его сторону, показал на баню. – Идите в баню, пока он занят. Я позже подойду.
Девки потащились в баню. Мокрые, грязные, волосы сосульками – трепанные непогодой сучки…
Сходил в будку. Посидев какое-то время, решил проведать жриц любви. Спустился. Зайдя в баню, обнаружил ревущих ревмя девиц… Посмотрел. Послушал. Решил, так дело не пойдет, если будут и дальше «сопли на кулак мотать», до истерики недалеко.
– Слушайте сюда! – сказал тихо. – Повторять не буду. Он, может, вас и не отмудохал бы, а я могу точно. Заткнитесь! – это уже рявкнул. Примолкли. – Катастрофа его уработает на какое-то время. К маме не ходи. Потом, возможно, пойдете дальше футорки крутить. Есть другой вариант. Снимаете свое мокрое засранное бельишко и развешиваете сушиться. Дров я подкину. Пока сушится, прибираете баню. Чтоб все чисто тут было, как до вас. Если ваш ебчик спросит, где вы, так и скажу – баню чистят. Пока не вылижут все, не выпущу. Пусть хоть на жопе своей волосы порвет, вас не увидит. Если нет желания убирать баню после себя, пойдете на улицу до приезда «мамки». У меня тут не институт благородных девиц. Через десять минут зайду, дров принесу – подтопить. Если будете одеты, значит, идете на улицу. Если раздеты, значит, готовы к уборке.
Ушел. Знал, девахам деваться некуда. Из тепла на улицу никому неохота, да и спецодежда не по сезону. Если, опять же, без дела оставить, совсем от жалости к себе милым охренеют и, чего доброго, истерику закатят, там уж точно придется по морде бить. Чего не очень-то и хочется.
Когда принес дров, сидели раздетые, правда, в накинутых простынях. Бельишко поразвесили, где и как придется. По виду – чурекский караван-сарай. Подкинув в уже потухающую печку дров, показал, где что находится.
– Если что понадобится, я наверху.
– А водки у тебя нет? Нам чтобы не простыть, – уже испуганно добавила вдогонку одна.
– Мы рассчитаемся, – добавила другая.
Водка была. Моя. Хорошая водка. Не из киоска. У москвичей, тут же стоящих, взял. Для себя. Завода «Кристалл». Хотел после смены сам себя угостить, если знакомая не зайдет…
– Есть. Наверху. «Мамка» позже пусть и завезет. У какой задница еще не совсем отморожена, ступай за мной.
Одна из них пошла со мной. Дал водки, при этом напомнил: