– Ты бы остался на своей девочке надолго. Просто в отключке.

– Видишь ли, а как с названием деревни быть? И что потом я любых насекомых видеть не могу? И с чего я решил, что это шершень?

– А так и рассказывай: «С чего-то свадьба решила, что если меня такая оказия на шершневом лугу настигла, то и попал в меня шершень. Это естественно».

– У меня это была импровизация.

Мы разговаривали, как профессионалы о любимом деле, в котором заключена лучшая часть нашей жизни.

– Так ты нам наврал? Фу-у-у. А я, блин, сочувствовала. Поверила как дура, – до Елизаветы дошло, о чем мы вели речь.

– Зато было интересно. Особенно когда его как чудо-чудное друг другу передавали и ржали над ним, – Юля почему-то решила на мой развод не обижаться.

– Ты вообще на хрена наврал-то столько? – Лиза не успокаивалась.

– А как бы я мог с вами познакомиться?

– И что, для этого врать надо?

– Всегда! – мы воскликнули это в голос. Юлька и я. И нам с ней вновь стало весело. Для себя же я нашел девушку, которой будут интересны мои истории и моя невыразительная жизнь. Еще про себя я добавил слова моего отца: «Женщина может простить многое, кроме незанимательной лжи!»

Новосибирск

Катастрофа

Нет одинаковых людей. Даже если поступки этих самых разных личностей кажутся нам одинаковыми из-за индивидуальности последних, они последствиями своими, несущими эти индивидуальности, таковыми не являются. Женщины – вот что является примером непредсказуемости поступков и действий. Женщины бывают разные. Желание их познать как можно больше и глубже не делает их к нам, мужчинам, ближе, скорее, наоборот: чем больше ты познаешь, тем больше понимаешь, что ни черта в этом вопросе не смыслишь.

                                     * * *

Работал я в свое время директором стоянки для дальнобойщиков. Откатав с ними экспедитором семь лет, специфику профессиональной деятельности знал как нельзя лучше. Но назначен я был директором не за это. Пришел на стоянку работать я сторожем. Мне достался по случаю уазик, малость – не на ходу, а чинить и ставить некуда. Вот и сподвигло меня устроиться сторожем. Стоянка – без оплаты и возня с ремонтом – безарендная, тем паче шофера-профи всегда подскажут, если где не получается. Уазик не «Жигули», свои тонкости.

Стоянка была от жуликов уралмашевских, потому рано или поздно директором все равно стал бы… тоже – «специфика производства». Побыв директором какое-то время, человек обнаруживал, что им интересуются определенные органы. Органы в лице оперов ставили условие его дальнейшего существования, беззастенчиво предлагая начинать стучать, то есть держать в курсе событий, происходящих на стоянке. Происходило это примерно после трех месяцев «директорства», именно тогда, когда человек становился уже компетентным в вопросе управления и движения денег и прочих внутренних движух. Уралмашевцы дураками не были и вовремя производили ротацию кадров. Все шло своим чередом. Все всё знали, но, по традиции, каждая из сторон делала свою часть работы в независимости от обстоятельств. Поработав свое положенное время, я стал очередным «директором», можно было отказаться, но… уазик доделан не был – остался, надеясь до финала своей карьеры довести машину до ума.

Ленчик приходить на стоянку стала еще тогда, когда я сторожевал. Была она миниатюрной девушкой с маленькой грудью и ослепительной улыбкой, с глазами, удивленно распахнутыми на мир. Мужики шутили: «Если поддомкратить КамАЗ, она в полный рост под ним пройдет». Годков ей было от силы двадцать пять, позже выяснилось – двадцать три. Была она замужем, имела ребеночка, но… была она шальная. Нравились ей взрослые крепкие мужики и машины их – грузовики со спальниками. Из дома сбегала она регулярно. Дня по три зависала на стоянке с очередным дядькой. Никому вреда это не доставляло, скорее – наоборот. Запросов «на отдых» у Ленчика не было: пива – одна бутылка, и то растянутая на весь день. Она ее только время от времени пригубляла, наверное, из приличия. Бывало, глянешь в окошко из будки, а ее бутылка недопитая у кого-то на бампере забытая красуется. Через пару-тройку дней приезжал на «крузере» ее отец и забирал ее молча со стоянки домой – к семье и ребенку. Был он коммерсом состоятельным, судя по прикиду и авто, но поделать с дочерью ничего не мог, а может, и не хотел, кто знает? Мужик у Ленчика тоже был мент, но видеть его никому не приводилось. Что он думал по поводу загулов жены, она не распространялась. Да и кому это было интересно… Главно – денег Ленчик за встречи не просила, никаких обязательств не требовала и чужого не брала, что тоже было плюсом.