– Успокойся, малыш! Это ради твоего же блага.

– Что ты этим хочешь сказать?

– А ты как считаешь? Думаешь, мне не хочется… этого?

Бальмис ошарашенно посмотрел на нее; лицо его так сильно задергалось, что Антоньита расхохоталась.

– Ах, что за дрянная у меня жизнь! А ведь я так тебя люблю!

Она обняла Бальмиса и затормошила, словно он был безответной куклой. Затем, понизив голос, зашептала:

– Наверняка после того, что я тебе скажу, ты перестанешь меня любить. Но знай, я всегда буду любить тебя, несмотря на твои заскоки… А их немало.

– Почему ты так говоришь? Я влюблен в тебя, разве я не признавался тебе тысячи раз?

– Матерь Божья!.. Как такой умный человек может быть таким глупцом? Готова поставить все что угодно, что ты меня разлюбишь…

– Давай заключим пари.

– Тогда пару сережек, что мы видели в ювелирной мастерской Ла-Принсеса.

– Договорились. Но ты проиграешь.

– Я выиграю. Хочешь повысить ставку?

– Я так тебя хочу, что готов повышать.

– Ладно, сережек довольно, пусть они будут единственным прощальным подарком. А то ты меня возненавидишь.

– Ладно, скажи, наконец, в чем дело!

– Ну, у меня французская болезнь[22].

Бальмис похолодел. На миг у него пресеклось дыхание.

– Меня наградил ей бывший муж.

Врач несколько раз вытянул шею, словно у него в челюсти сработала пружина, и провел дрожащей рукой по взъерошенной шевелюре. За короткое время он прошел несколько стадий: удивление, разочарование, протест, презрение к бывшему супругу, и наконец, поскольку отличался быстротой ума, принятие. Все совпадало: Антоньита отвергала его ухаживания не из женской хитрости, как он полагал, а по значительно более прозаической причине.

– Почему ты мне раньше не сказала?

– Ага! Вот видишь! Все кончилось. Теперь ты меня возненавидишь. Я же предупреждала… Но я вовсе не собираюсь отказываться от сережек.

– Нет, что ты, я никогда не смогу тебя ненавидеть. Твоего мужа, вот кого стоит ненавидеть. – И затем Бальмис произнес фразу, на которую только он и был способен: – Если ты не можешь стать моей любовницей, ты станешь моей пациенткой.

Антоньита, конечно же, оказалась права. Едва пришлось отказаться от планов затащить девушку в постель, как страсть Бальмиса поутихла. Но они остались добрыми друзьями. Врач прописал ей усиленное лечение препаратами на основе ртути. А однажды вечером ушел пораньше из больницы, чтобы купить подруге те сережки, что они когда-то видели вместе в ювелирной мастерской Ла-Принсеса.

Наш уроженец Аликанте не стал отчаиваться и продолжил свои галантные похождения, обычно в среде комедиантов, ибо в этих кругах он чувствовал себя наиболее раскрепощенно. Ему были не по душе дамы из высшего общества, которые никогда не ходили по улицам в одиночестве, если только не направлялись в церковь. Одержимые желанием иметь миниатюрные ступни – эта мода пришла из Китая с манильскими галеонами[23], – дамы передвигались в экипажах, возлежа на подушках и приветствуя знакомых издалека.

Бальмис же любил гулять пешком, под руку с Марией Плотничихой или Анитой Керетанкой[24] – эти две его любовные связи, сколь бурные, столь и недолговечные, принесли ему славу ловеласа, что совершенно не вязалось с его характером. Но от кого он действительно потерял голову, так это от актрисы Барбары Ордоньес, прекрасной и обольстительной, веселой и ласковой. Ее хрустальный смех, бархатный взгляд, полет рук… Прелесть этой актрисы заставляла нестись вскачь его воображение. Но он не понимал, как такая умная и красивая женщина может жить без мужа. После авантюры с Антоньитой он стал недоверчив и подозревал, что здесь кроется какой-то подвох. Он и не догадывался, что подвох крылся в его собственной жизни.