– Оспу можно смело отбросить, доктор Бальмис, – сообщили ему, едва он оправился. – Возможно, у вас сформировался иммунитет, вы же побывали во многих госпиталях, как мы поняли.
Бальмис кивнул и с облегчением засопел.
– Тогда… что же это было?
Монах пожал плечами:
– Есть столько недугов, о которых нам ничего не известно… Главное, что вы поправились.
Выздоровление затянулось на несколько недель; все это время Бальмис предпринимал долгие прогулки по окрестным лесам, навещал деревни индейцев, которые здесь разительно отличались от тех, что он наблюдал в сельве Эль-Гуахиро. Индейцы Новой Испании блюли древнейшие культурные традиции, находившие отражение в их костюмах, ремеслах, языке и глубоких познаниях в лекарственных растениях.
– Нам предстоит многому у них научиться… – говорил Бальмис сопровождавшему его монаху.
Свойственная его характеру искренность вызывала удивление. В высших кругах американских европейцев было принято презирать индейцев и весь багаж их знаний и традиций. Но Бальмис, открытый новому и восприимчивый к знаниям, проявлял поистине детское любопытство. Когда он окончательно поправился, монахи предложили ему поработать в госпитале в Халапе, пока он ждет нового назначения из своего полка. Бальмис не раздумывая согласился.
В то время скоропостижно скончался вице-король Новой Испании Матиас де Гальвес-и-Гальярдо, человек порядочный и любимый в народе; среди прочих достоинств, по случайному совпадению, он был отцом Бернардо де Гальвеса, командира Саморского полка. Бернардо, который недавно обосновался в Гаване, был назначен преемником отца. Он отплыл в Мексику и семнадцатого июня 1785 года вступил в должность. Новый вице-король собирался продолжить дело отца, который, помимо прочего, учредил Королевскую академию Сан-Карлоса, по образу и подобию Академии Сан-Фернандо в Мадриде, где получали образование архитекторы, художники и скульпторы. Он также способствовал улучшению сельского хозяйства, строил дороги, продвигал картографию и, как истинный сын эпохи Просвещения, поддерживал все начинания, связанные с развитием науки и медицины.
Бальмис не проработал и трех месяцев в госпитале в Халапе, как получил письмо от Алонсо Нуньеса де Аро, архиепископа Мехико: прелат требовал присутствия Бальмиса в столице. Бальмис подозревал, что за этим вызовом стоит влиятельная фигура нового вице-короля. В высшей степени аристократический и гостеприимный город поражал контрастом между нищетой необъятных предместий и великолепием дворцов и монастырей. Бальмиса провели по залам архиепископского дворца – вдоль отделанных дамастом и бархатом стен располагались буфеты с драгоценным японским фарфором, серебряными чеканными кубками и изделиями из золота, а с потолка свисали прекрасные серебряные люстры. В роскошном кабинете его ожидал прелат, самый могущественный человек Новой Испании после вице-короля. Архиепископ был облачен в черную бархатную ризу, на груди его сияло рубиновое ожерелье с огромным рубиновым же наперсным крестом. Бальмис начал раскачиваться вперед-назад, как он делал в детстве, когда ему становилось страшно.
– Я пригласил вас, впечатленный великолепными рекомендациями вашим талантам, которые услышал от нового вице-короля.
Бальмис закашлялся и заморгал, наморщив лоб.
– В Оахаке началась новая эпидемия оспы. В прошлый раз вымерла половина индейцев. Поэтому мне нужна ваша помощь; насколько я понял, вы весьма сведущи в методе вариоляции.
– Я учился у доктора Тимотео О’Сканлана, выдающегося специалиста. Мы познакомились во время осады Гибралтара. На сегодняшний день это лучший способ защиты, но он несет много рисков.