. Сокрытие имущества, внесенного в перечень налогооблагаемых объектов после того как было совершено соответствующее деяние, справедливо отмечает автор, не образует состава преступления[234].

Что касается новых актов регулятивного законодательства, улучшающих каким-либо образом положение участников соответствующих отношений (отменяющих обязанности совершать какие-то действия, дозволяющих ранее запрещенное поведение), то их действие во времени интерпретируется нетождественно.

Ряд авторов считает, что вступившие в силу «улучшающие» регулятивные нормативные правовые акты не имеют обратной силы и поэтому не влекут декриминализацию ранее совершенных деяний.

Так, по мнению Т. А. Дикановой и В. Е. Осипова, если на момент перемещения через границу товаров, относящихся к стратегически важным сырьевым товарам, действовали специальные правила перемещения их через таможенную границу, и лишь потом были упразднены, прекращение уголовного дела и переквалификация содеянного на ч. 1 ст. 188 УК РФ являются незаконными, поскольку в таможенном деле применяются акты законодательства, действующие на момент принятия таможенной декларации и иных документов таможенным органом РФ, за исключением случаев, предусмотренных… актами законодательства РФ[235].

Применительно к налоговым преступлениям мы также утверждали, что «отмена налога, от уплаты которого лицо уклонялось, не влечет изменения уголовно-правовой оценки уклонения»[236]. Такого же мнения придерживаются Д. Магомедов и В. Ковалев[237], А. В. Хабаров[238].

Однако многие авторитетные специалисты отстаивают неприменимость бланкетных уголовно-правовых норм к деяниям, которые утратили противоправность вследствие изменения регулятивных норм права уже после их совершения.

Так, Л. Д. Гаухман, отметив нестабильность не уголовных нормативных актов, указывает, что она возлагает на правоприменителя обязанность устанавливать, «какая именно норма не уголовного закона или иного нормативного правового акта и в какой ее редакции действовала во время совершения деяния, и распространяются ли на эту норму, в частности, с учетом ее последующих изменений и дополнений, в сочетании с соответствующей статьей Особенной части УК РФ положения об обратной силе уголовного закона»[239].

Б. В. Волженкин подверг критике наше мнение о применимости «налоговых» норм УК к лицам, уклонившимся от уплаты налога, который впоследствии был отменен[240]. В частности, он отметил неубедительность ссылки на п. 4 ст. 5 Налогового кодекса, что акты законодательства о налогах, отменяющие налоги, снижающие размеры ставок налогов, устраняющие обязанности налогоплательщиков, могут иметь обратную силу, если прямо предусматривают это. «Нормы об ответственности за уклонение от уплаты налогов или страховых взносов в государственные внебюджетные фонды (ст. 198, 199 УК РФ)… типично бланкетные, – пишет автор. – Содержание объективной стороны составов этих преступлений во многом определяется налоговым законодательством. И, если оно изменилось, в частности, отменен какой-либо налог, то круг преступного поведения сужается, деяние частично декриминализируется и тогда применяются уже общие положения уголовного закона об обратной силе»[241].

Обращение к ст. 10 Уголовного кодекса при «улучшающих» изменениях в не уголовном законодательстве считает возможным и П. С. Яни: «…с учетом изменений в регламентации положений института моратория при банкротстве, – указывает он, – следует заключить, что – в силу бланкетности ст. 195 УК и требований ст. 10 УК («Обратная сила уголовного закона») – действия Метисова с позиций ныне действующего закона о банкротстве перестали быть неправомерными. Значит в его действиях отсутствуют все необходимые признаки объективной стороны состава, описанного ст. 195 УК»