– Я ж занимала… правда, – покраснев, девушка беспомощно озиралась по сторонам.

– Не было тебя! Мужчина, скажите, кто за вами занимал?..

Сосед по очереди лишь промямлил что-то невнятное, не желая связываться с фурией.

– Нахалка! Знаешь где, мы таких видали?!..

Губы девушки дрогнули; она уже собралась переместиться в хвост очереди, но Жене стало жаль ее, и он поманил пальцем.

– Вы ж за мной занимали. Забыли, да?

– Как за вами?! – взвился потрепанный мужичок с полной авоськой апельсинов.

– Заглохни, – Женя глянул на него презрительно, – девушка отходила. Еще вопросы есть?

– Я не видел ее!..

– Еще вякнешь – вместо поезда поедешь прямиком в Склиф.

Мужичок замолчал, видимо, решив, что предлагаемый вариант не самый удачный, и даже скандальная тетка притихла, перестав взывать к справедливости.

– Что ж вы так?.. А я, вот, вас запомнил, – улыбнувшись, Женя поставил девушку в очередь, но желания продолжить знакомство не возникло – даже статья о тяжелом положении негров в США показалась ему интереснее, поэтому искреннее «спасибо» безответно повисло в воздухе.

Став счастливым обладателем кусочка картона, открывавшего путь домой, Женя вышел на площадь; остановился, вдыхая теплый весенний воздух, наслаждаясь непрерывающимся гулом Садового кольца и с завистью глядя на спешивших мимо людей. Как ему не хотелось уезжать! Ведь безымянная Олина подруга пребывала где-то рядом и прекрасно себя чувствовала среди этой радостной суеты, а ему предстояло влиться в «окающую» и «акающую» толпу, озабоченную лишь неподъемными сумками …со всяким дерьмом. Но такова судьба, – Женя вздохнул, – по крайней мере, до пятницы, а потом я смогу приезжать, когда захочу и на сколько захочу. Так что, Москва, не прощаюсь… Закончив мысленный монолог, он нехотя вышел на перрон, где его уже ждал поезд.

Соседи по вагону полностью отвечали статусу плацкарты: один уже громко храпел на верхней полке; второй, в идиотской желтой рубахе, тупо смотрел в окно, демонстративно не желая общаться с третьим – подвыпившим толстым кавказцем в мятом пиджаке, но кавказец хватал «желторубашечника» за руку, твердя заплетающимся языком:

– Не сердись, товарищ. Знаешь, какой у меня день?.. Ты не знаешь, какой у меня день!..

Парень стряхнул его руку, однако кавказец не отставал.

– Друг, давай выпьем – у меня есть рубль, – он с готовностью полез в карман, – неужели мы не найдем выпить?..

– Добрый вечер, – Женя остановился, и кавказец тут же переключился на него.

– О, товарищ, садись, на здоровье! – он тут же протянул рубль новому соседу, – смотри. Мы найдем где-нибудь выпить? Ты не обижай меня! Зачем думаешь, что я пьяный? У меня есть…

– Не могу больше! – «желторубашечник» встал, – как он достал своим рублем! Может, покурим? – обратился он к Жене.

Тот молча бросил сумку, и они вышли на улицу, где сгущавшийся вечер уютно прятал силуэты высоток.

– Вроде, уже и не Москва, – Женя разглядывал темно-зеленые бока вагонов, одинаковые шторки на окнах, девушек в униформе, попарно стоявших у дверей, а, главное, вдыхал фантастический запах, накрывавший весь вокзал. Он был настолько родным, что его не требовалось описывать словами, – чувствуешь? – Женя выразительно потянул носом.

– Меня уже тошнит от него! Я ж с Петропавловска еду…

– Камчатского?

– Нет, Казахского, – парень усмехнулся, – с Целины! Я туда пацаном уехал, по комсомольской путевке; даже медаль есть!

Женя не любил медали, считая, что это такая игра, придуманная государством, чтоб не платить нормальные деньги. У него самого было целых два значка «Победитель социалистического соревнования», и что? Разве от этого его жизнь стала лучше? А вот прессы, запущенные в Красноярске, реально грели, и карман, и душу.