Что ж, следующие полгода все внимание Фридриха II будет сосредоточено не на Екатерине – на Петре III, от которого только и зависело его положение и судьба Пруссии. Прусскому королю предстояло освободить своих солдат, избавиться от русского присутствия, разобраться с австрийцами и французами и… перевести дух, восстановить разрушенное хозяйство страны. Без помощи сильного русского соседа, готового отвернуть свои орудия от Пруссии и развернуть их на врагов Фридриха, это сделать было невозможно.
Фридрих II каждые две недели, иногда чаще, отправляет послания Петру, где буквально захлебывается в благодарностях и всё новых просьбах к российскому императору. Он просит оставить в его распоряжении генерала Вернера – Петр хотел вернуть его в Россию.
«Я благодарю вас от всего сердца и со всей возможной признательностью за выказанные мне уверения в вашей дружбе. <…> …корпусу графа Чернышева приказано отделиться от австрийцев. Я должен бы был не иметь чувствительности, если бы не считал себя вечно обязанным вашему величеству. Да поможет мне небо найти случай доказать вам это на деле. Ваше величество может быть уверены, что эти чувства не изгладятся никогда в моем сердце, и я буду считать честью для себя доказать вам это при каждом удобном случае»[32].
Только что наступавший Чернышев выполняет приказ новоиспеченного императора – русская армия отступает.
На тот момент ослабленному войной Фридриху было нечего предложить российскому императору, кроме комплиментов, заверений в вечной дружбе, советов более опытного и старшего монарха, ну и еще, может быть, символичных знаков дружбы и преданности.
«У скончавшейся императрицы российской был прежде прусский орден. Я поручил господину Гольцу предложить его вашему императорскому величеству. Льщу себя надеждой, что вы согласитесь принять его как знак дружбы и тесной связи, в которой я желаю находиться с вами. <…> Я бы очень хотел быть в состоянии засвидетельствовать вам всю глубину моей признательности. Эти чувства, которые начертаны глубоко в моем сердце, не останутся всегда бесплодными, и я льщу себя надеждой, что представится случай доказать это с очевидностью»[33].
Случай не представится. И причина тому обозначена самим Фридрихом в одном из его писем к российскому императору.
«В то время как меня преследует вся Европа, в вас нахожу я друга, нахожу государя, у которого сердце истинно немецкое, который не хочет способствовать тому, чтобы Германия была отдана в рабство австрийскому дому и который протягивает мне руку помощи, когда я нахожусь почти без средств»[34].
«Истинно немецкое сердце» не было воспринято российскими подданными. «Немецкое сердце» – то, что станет веской и вроде бы понятной причиной июньского дворцового переворота… правда, переворота во имя… немки на российском престоле, не имеющей на него никаких законных прав.
28 июня 1762 года свершилось то, что свершилось.
Фридриху была срочно отправлена депеша от прусского посланника Гольца: «Государь! В Российской империи только что произошел совершенно неожиданно переворот, подготовлявшийся в величайшей тайне и увенчавшийся самым блестящим успехом»[35].
Прусский посланник в подробностях, с цифрами войска и временем по часам, изложил события тех дней, потому как находился в непосредственной близи с императором и русским двором.
«Государь! В воскресенье вечером императорское министерство объявило иностранным министрам циркуляром, что накануне двор получил извещение о кончине бывшего императора, вечером 6‑го (17‑го), от страшных колик, бывших следствием геморроидальных припадков, которыми он давно страдал. Вчера и третьего дня тело покойного было выставлено в Александро-Невском монастыре. Третьего дня канцлер просил прийти к нему около семи часов вечера и, передавая мне орденские знаки в[ашего] в[еличества], которые носил покойный, дал мне понять, что, по его личному мнению, и так как в[аше] в[еличество] имеете орден Святого Андрея Первозванного, государыне было приятно тоже иметь ваш орден. На это я, конечно, сказал, что вы всегда с удовольствием воспользуетесь случаем доказать ее величеству знаки вашей дружбы и уважения, в чем государыня давно должна была убедиться»