Элиас подошел к коммуникационной панели на стене. Экран был черен. Не выключен, не в спящем режиме. Он был мертв. Как будто из него вынули саму душу. Он нажал на кнопку включения. Ничего. Еще раз. Снова ничего.

Паника еще не пришла. Пришло недоумение. Глобальный сбой? Такого не случалось уже лет тридцать. Резервные системы, децентрализованные сети, квантовое резервирование… Система была спроектирована так, чтобы выдержать падение метеорита, солнечную бурю и даже ядерный удар. Она не могла просто… выключиться.

Он подошел к окну. Вид, который он знал наизусть, изменился. Небоскребы стояли на своих местах, вечное движение электрокаров на магнитных трассах внизу продолжалось, но что-то было не так. Погасли гигантские рекламные голограммы, которые круглосуточно превращали Лондон в неоновый сон. На фасаде напротив, где вечно крутился земной шар в логотипе «Chrono-Synaptic», теперь была лишь серая, безжизненная бетонная стена.

И тут он увидел это. Электрокар в среднем ряду вдруг потерял сцепление с магнитной полосой. Он не врезался, не взорвался. Он просто плавно сошел с траектории и медленно, почти лениво, врезался в ограждение. За ним еще один. И еще. Автопилоты, управляемые единой транспортной сетью, отключались. Люди внутри, привыкшие доверять машине, в панике хватали ручные штурвалы, о существовании которых многие уже забыли.

Страх начал подступать к горлу ледяной колючей проволокой. Элиас вернулся к столу. Ему нужно было знание. Ему нужна была информация. Это было его ремесло, его суть. Он сел в кресло и закрыл глаза, пытаясь получить доступ к своей собственной памяти – к тому последнему бастиону, который никто не мог у него отнять.

«Первая Пуническая война. Причины. Карфаген и Рим. Спор за Сицилию…»

Факты были там. Сухие, как кости. Но что-то исчезло. Детали. Имена консулов. Точные даты сражений. Он знал, что знал их еще пять минут назад. Он мог бы назвать их во сне. Теперь на их месте была… дыра. Неприятная, пульсирующая пустота.

Это было похоже на попытку прочитать книгу, в которой выцвели все имена собственные и даты. Скелет сюжета остался, но плоть исчезла. Он чувствовал контуры отсутствующего знания, как ампутант чувствует фантомную конечность. Это было не просто «забыл». Это было «отрезали».

Он попробовал что-то другое. Поэзия. Его любимый Йейтс. «Второе пришествие».

«Кружит, кружит в воронке сокол…»

А дальше?

«Сокольничему голоса не слышны…»

Он знал эти строки. Он чувствовал их ритм. Но слова… слова рассыпались, едва успев сформироваться. Они были как песок, просачивающийся сквозь пальцы. Он напрягся, пытаясь ухватить их, и почувствовал странную, тупую боль в висках. Это была не головная боль. Это была фантомная боль ампутированной памяти.

С ужасом он понял. Дело было не в Сети. Не в электричестве.

Что-то случилось с ними. Со всеми.

Он попробовал еще раз. Самое простое. Лицо его покойной матери. Он закрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти ее родные черты, ее добрую улыбку. Образ возник. Но это была не она.

На него смотрела незнакомая азиатская женщина с короткой стрижкой и усталыми, полными тоски глазами. Она была одета в форму рабочего какого-то завода, и Элиас на долю секунды почувствовал фантомный запах машинного масла и озона. Он никогда не видел эту женщину. Он не знал ее. Но ее лицо было в его голове, на месте лица его матери, четкое и реальное.

Он вскрикнул и открыл глаза. Чужое лицо исчезло, оставив после себя тошнотворное ощущение вторжения, будто кто-то чужой только что прошелся по его душе в грязных ботинках.

Это было не просто забвение. Это была… замена. Подмена.