В этом молчании каждый из них осознал, что тьма, охватившая их жизни, ещё только начала раскрывать свои щупальца. Их мысли переполнялись вопросами, но один оставался особенно громким: кто на самом деле их враг?

Сеул не спал. Огни города продолжали пульсировать в такт его нескончаемому движению, отражаясь во влажных улицах, словно неоновые реки, растекающиеся по каменному лабиринту. Но в этот вечер их яркость была словно приглушена невидимой рукой, поглощённой мрачной атмосферой, которая нависла над городом, как тёмное облако. Прохожие, обычно сосредоточенные на своих делах, теперь избегали встречаться взглядами, словно боялись увидеть в глазах другого страх, отражающий их собственный.

Газеты и телевизоры кричали заголовками о жестоком убийстве фанатки группы Eclipse. Каждый заголовок, каждое слово оставляли за собой длинную тень ужаса и недоверия, растекающуюся, как чернила в воде. В воздухе Сеула витал привкус тревоги – смесь сырости, бензина и чего-то неуловимого, металлического, словно запах крови проник даже сюда, в шумные улицы города.

На другом конце города, в старом жилом здании, чей фасад давно выцвел от дождей и времени, на пятом этаже тусклый свет пробивался сквозь плотные шторы. Здесь, в маленькой квартире, звук слаженных ударов каблуков о деревянный пол разрезал тишину. Это была комната для тренировок, где каждая деталь казалась пропитанной энергией прошлых усилий: потрёпанный паркет, который помнил сотни часов репетиций, зеркала, слегка потускневшие от времени, отражавшие каждое движение, и стойкий запах лака для паркета, смешанный с лёгким ароматом пота, впитавшимся в стены.

В центре комнаты находилась Хан Суён, профессиональный хореограф группы. Она двигалась с чётким ритмом, её шаги и жесты были отточены, как у машины, но в них читалось нечто большее, чем просто сосредоточенность. Суён была женщиной в расцвете сил, с подтянутой фигурой и короткими тёмными волосами, едва касавшимися её шеи. Обычно её облик излучал строгость: тёмные леггинсы и свободная футболка, на которых всегда были следы мелкого белого пудра для танцев, составляли её привычный ансамбль.

Сегодня, однако, её лицо, обычно спокойное и сосредоточенное, выглядело необычно нервным. Лоб был покрыт блестящим налётом пота, а уголки губ были сжаты, как будто она удерживала невысказанные слова. Её движения, столь безупречно слаженные, вдруг стали чуть резче, как будто она боролась с внутренним беспокойством. Время от времени она останавливалась, пристально смотрела в зеркала, словно пыталась разглядеть что-то за своим отражением, а затем снова начинала танцевать.

Тишина между звуками её шагов была гнетущей. Казалось, что в комнате слышалось нечто ещё: слабый, почти неуловимый шёпот, как если бы сами стены шептали что-то, что она не могла понять. Внезапно она остановилась и повернулась к зеркалу, её глаза встретились с собственным отражением, но на мгновение ей показалось, что в темноте позади неё что-то шевельнулось. Её дыхание участилось, сердце застучало быстрее.

– Хватит, – прошептала она, пытаясь заглушить чувство паранойи. Но этот вечер был другим. Даже в её собственном доме, среди зеркал, где она проводила бесчисленные часы, казалось, что она больше не одна.

Зеркала комнаты, словно стражи её труда, отражали каждое движение Суён, но теперь казалось, что они возвращают не только её изображение. Что-то неуловимое мелькало на периферии зрения – тень, смутный силуэт, который исчезал, стоило ей сосредоточиться. Каждый раз, когда это происходило, у неё начинало колотиться сердце. Она пыталась убедить себя, что это всего лишь усталость.