Суён не выдержала. Она бросилась к двери, её ноги скользили по полу, как будто её что-то удерживало. Пальцы с силой вцепились в дверную ручку, но дверь не поддавалась. Она ударила по ней кулаком, затем снова и снова, её крики о помощи смешивались с отчаянными ударами.

– Это просто сон, это просто сон… – повторяла она, зажмурив глаза, как будто это могло защитить её. Её голос был хриплым, почти теряющимся в шуме собственного дыхания.

Она снова открыла глаза, и её крик застрял в горле. Прямо перед ней, всего в нескольких сантиметрах, стояла фигура. Высокая, угловатая, обёрнутая в длинную тёмную мантию, фигура возвышалась, словно выросла из самой тьмы. Лицо её скрывала маска. Искажённая, её ухмылка растягивалась так, что казалась разорванной, а глазницы были пустыми, как бездонные ямы, поглощающие свет.

Фигура подняла руку, и в свете тусклой лампы блеснул длинный металлический крюк. Он был заточен так, что лезвие отражало дрожащие лучи света, словно предупреждая о том, какой болью он был готов обернуться. Суён почувствовала, как ноги становятся ватными, а комната будто сжимается, погружая её в ловушку.

Она не успела закричать.

На следующее утро район, где находилась квартира Суён, был оцеплен полицией. Жёлтые ленты преградили вход, а стражи порядка хмуро переговаривались, не подпуская никого близко. Слабый аромат кофе из соседнего кафе смешивался с более резким запахом дождливой ночи и едва уловимой металлической нотой – запахом крови.

Местные жители собрались поодаль, их лица выражали ужас и недоумение. Они смотрели, как на носилках выносили тело хореографа. Белая ткань, покрывавшая её, была пятнистой от багровых следов, а на руках виднелись тонкие красные линии, словно её последние мгновения прошли в борьбе.

Кто-то из толпы прошептал:

– Это снова то же самое. Как с той девушкой… фанаткой.

Никто не ответил, но страх, как холодный ветер, пробежал по собравшимся. В этом страхе было больше, чем просто ужас от смерти. Это было предчувствие того, что за этой ночью придут другие.

Её нашли там же, где она проводила долгие часы тренировок, превращая усталость в искусство. Но теперь эта комната для репетиций больше не была местом вдохновения – она стала сценой для жуткой композиции, созданной чужим извращённым разумом. Тело Суён было подвешено на верёвках, как у куклы-марионетки, её руки и ноги изогнуты в идеальной позе, копирующей один из самых сложных элементов танца Сонгю. Каждый изгиб, каждый натянутый мускул казался слишком точным, чтобы быть случайностью. Это была не только смерть – это было заявление.

Комната пропиталась резким запахом металла, исходящим от крови, которая густыми пятнами покрывала пол. Слабый аромат древесного лака, некогда ассоциировавшийся с трудом и танцем, теперь стал частью этого удушающего коктейля ужаса. Свет, пробивающийся через тусклые лампы, отражался от зеркал, заставляя жуткую сцену дублироваться снова и снова.

На стене напротив её тела кровью было написано: "Каждая звезда падает, оставляя свой след". Строчки выглядели грубыми, как царапины когтей на стекле, и, казалось, словно они сами шептали эти слова, разрывая тишину.

В офисе Luna Entertainment новость о втором убийстве обрушилась на участников группы, как удар молнии. Они снова сидели в той же комнате для совещаний, но атмосфера стала ещё тяжелее. Вчерашнее напряжение теперь превратилось в подавляющий страх, который невозможно было скрыть. Лица ребят были измождёнными, а плечи сутулились под грузом мысли, что это уже не случайность.

Сонгю, обычно самый жизнерадостный и оптимистичный, сидел, глядя в пол. Его руки дрожали, и он постоянно сжимал и разжимал пальцы, как будто пытаясь вернуть себе контроль, которого у него больше не было.