В дверном проеме, словно призрак из ночного кошмара, стояла высокая, худая фигура, которая отбрасывала длинную, извивающуюся тень на пол, словно зловещая змея. Лицо незнакомца было скрыто маской, напоминавшей гримасу безумного шута, с широкой, зловещей улыбкой, которая казалось, смеется над его страхом, и безумным, пустым взглядом, за которым скрывалась тьма. На маске, в районе щек, виднелись странные, красные пятна, которые очень напоминали кровь, словно безумец смаковал свое кровавое дело. В руках незнакомца был хирургический скальпель, точно такой же, как и тот, что Майлз держал в руке, словно он был его отражением, его темной стороной. Он неторопливо перебирал его пальцами, словно играя с опасной игрушкой, словно наслаждаясь ее острым лезвием. – Я так долго ждал этого момента, – проскрипел незнакомец, его голос был хриплым, простуженным, и неприятным, как будто он не разговаривал уже много лет, или его глотку поразил какой-то недуг. – Чтобы снова погрузиться в работу.

Сердце Майлза бешено заколотилось, и он сделал шаг назад, но понимал, что ему некуда бежать, что он попал в ловушку, устроенную этим безумцем. – Кто ты такой? Что здесь происходит? – спросил он, стараясь, чтобы его голос не дрожал, хотя внутри у него всё сжималось от страха, словно ледяная рука сдавила его сердце. Он был один, посреди заброшенной, проклятой больницы, в окружении безумца, и он понимал, что его шансы на спасение близки к нулю.

Незнакомец на мгновение замер, словно рассматривая Майлза, как ученый рассматривает подопытного кролика. Затем он начал медленно приближаться, его шаги звучали зловеще в тишине, напоминая приближение хищника к своей жертве. – Я – хирург, детектив, – ответил он, его голос был тихим, но от этого не менее пугающим, словно он говорил с самой смертью. – Я продолжаю дело, начатое здесь. Я делаю то, что должен, – он сделал паузу и пристально посмотрел на Майлза. – Вы ведь знаете, что в этом месте когда-то находилась психиатрическая больница? Вы читали дневник? Читали записи больных? Читали мои заметки?

Майлз кивнул, крепче сжимая в руке окровавленный скальпель, как будто это было его единственным оружием, его единственной защитой. – Я читал дневник, я видел, что тут происходило. Это были ужасные эксперименты, это было не лечение, а пытка! – Его голос дрогнул от гнева и отвращения, а в его глазах вспыхнул огонь ярости.

Хирург на мгновение остановился, приподнял маску, как бы пытаясь присмотреться к детективу, словно изучал его реакцию, как опытный манипулятор. – Пытки? – переспросил он, словно не понимая смысла этого слова, словно он жил в каком-то ином мире, где не было места боли и состраданию. – Нет, детектив, это было не пытка. Это было стремление к совершенству. Мы искали истину, мы стремились к идеальному разуму. Мы хотели исправить то, что природа сделала неправильно. И мы почти преуспели, но… нам помешали.

– Убить человека – это не исправление, это безумие! – воскликнул Майлз, его голос сорвался на крик, не в силах сдержать эмоции.

Хирург рассмеялся, его смех был хриплым и неприятным, словно скрежет ржавого металла, как будто он наслаждался страданиями своих жертв. – Безумие? – проговорил он, делая еще один шаг вперед, его глаза горели безумным блеском. – Кто тут безумен, детектив? Я? Или те, кто живут в своем маленьком, ничтожном мире, полном лжи, иллюзий и предрассудков? Я же вижу реальность, я вижу истинную природу человека, я вижу, что он болен, и я должен его исправить. Я делаю то, что никто больше не осмелится.

– Ты болен, – возразил Майлз, – тебе нужна помощь! Ты больной, сумасшедший ублюдок!