С бережностью ювелира я положил щенка на подстилку и повернулся к мадам Стена. Она стояла молча, опасаясь вторгнуться в смуту чувств. Я спросил ее: когда? Когда я могу прийти. Прийти за ним. Вопрос простой, какие тут могли быть реверансы? Я знаю, что принял правильное решение, потому что его не нужно было и принимать, все атаки здравого смысла будут отбиты одна за другой крепостью, которая именуется очевидностью.

– Через месяц, – ответила она мне.

Один миг, целая вечность – время никогда не идет с должной скоростью. Даже не спросив меня, окончательно ли я уверен в своем выборе, хозяйка достала из кармана голубую ленту и окружила им крошечную шейку – и в собачьем обществе существует этот знак различия. Я заметил, что во всем помете у этого щенка самая узенькая белая полоска на лбу, и забеспокоился, а вдруг эта примета со временем исчезнет, но я знал, что мы и без этой метки узнаем друг друга в любой толпе. Мадам Стена предложила нас с ним сфотографировать, я пришел в восторг и немного успокоился: подобными фотографиями размахивает любой восхищенный родитель, не сомневаясь, что она интересна всем на свете. На фотографии, сделанной ее полароидом, щенок получился отлично, а человек немного подшофе. Так будет всю нашу жизнь и дальше: мой пес будет гораздо фотогеничнее, а я буду довольствоваться ролью второго плана.

Мы не спеша двигались в обратном направлении – к террасе, и я пользовался любым предлогом, чтобы вновь и вновь взглянуть на безымянное существо, еще десять минут назад для меня не существовавшее и, возможно, уже забывшее обо мне. Милейшая мадам Стена словно бы ничего не замечала. Ну вот, наконец-то мы с ним одни. Я шепнул ему, что обязательно скоро вернусь, что он не должен беспокоиться, что пусть прячется от других покупателей и пока наслаждается обществом братьев и сестер и что, если что, я всегда буду рядом с ним и еще что мы будем счастливы. И еще спасибо, что он выбрал эту планету и это время. В таком возрасте щенки еще не слышат, но сердца говорят на своем беззвучном языке.

А в следующую минуту я осознал, что другая жизнь вот-вот сольется с моей жизнью, что она скует ее и займет мой каждый будущий день. Что тупая, вонючая, совершенно бесполезная псина, на которую никто и не взглянет или даже даст ей хорошего пинка, будет требовать моего постоянного присутствия, требовать, чтобы мы жили с ней одной жизнью, чтобы я уважал ее и почитал всю ее жизнь. Предполагается безоговорочная взаимность. Собаке рядом со мной не будет дела до многого – до моего положения, моих доходов, моих достоинств и недостатков. Она поможет мне дотронуться до основ, с ней вместе мы сведем нашу жизнь к роскоши насущного. Она будет рядом, чтобы моя жизнь упростилась до жизни дикарей и больше никогда ни она, ни я не будем в одиночестве. Возможно, этого вполне достаточно для счастья. Что бы мне ни повстречалось, радость или беда, богатство или нужда, хула или похвала, отношение моей собаки пребудет неизменным, колебания моей жизни никак не повлияют на нашу с ней общую, не лишат меня ее преданности, она не будет меня судить и при необходимости всегда будет готова отдать за меня свою жизнь. Она меня облагородит. Нет, эта связь – вовсе не будничная обыденность. Я знаю, что в этой совместной жизни будет и хорошее, и плохое, но что поделать, если дорога к счастью вымощена бедами, если нет к нему прямого пути, если прямым путем идешь вовсе не к счастью.

Мы вошли в кухню, и я взглянул в последний раз на щенячий загон – ниже на десять метров. Никто не поверит, но щенок все еще смотрел на меня.