С рассветом Николай Павлович бросился к кабинету, где были закрыты на ключ князь Голицын, Сперанский и доверенный князя, переписчик текстов Гавриил Попов, оставленные на ночь для написания манифеста.
– Александр Николаевич, Михаил Михайлович, Гавриил! – великий князь тряс руки то одному, то другому по нескольку раз и, повторяя в волнении: – От всего сердца благодарю вас! И тебя, и тебя, и тебя!
– Ваше величество! – воскликнул князь Голицын, когда Николай Павлович в очередной раз поблагодарил его.
– Нет, нет! – Николай Павлович приложил руки к груди. – Пока манифест не отпечатан, я еще великий князь.
Поискав платок, но в растерянности так и не найдя его, махнув рукой, он стал целовать своих помощников, проведших бессонную ночь в составлении и переписывании главного документа империи.
Михаил Михайлович Сперанский, шестидесятилетний старик в поношенном фраке с двумя звездами на груди, с венчиком седых завитков вокруг лысого черепа, с лицом молочной белизны, отстраняясь после поцелуя от императора, пробормотал:
– Храни вас Господи!
Его голубые, всегда влажные глаза, наполнились слезами, он упал лицом на плечо Николая Павловича.
Великий князь погладил его по спине, они о чем-то пошептались меж собой. Сперанский отошел в сторону, потом тонкими длинными пальцами взял из табакерки щепотку табака, засунул ее в нос и утерся платком.
Николай Павлович шагнул к столу, на котором ровными стопками бумаги лежали три экземпляра манифеста. Пока великий князь читал текст, Голицын, Сперанский и Гавриил Попов неподвижно стояли в стороне и, казалось, не дышали.
Наконец, Николай Павлович оторвался от манифеста и, едва сдерживая волнение, торжественно произнес:
– Манифест готов!
Пометив документ предшествующим числом, 12 декабря 1825 года, великий князь точно обозначил день, когда с поступлением письма цесаревича Константина об его отказе на царствование было принято судьбоносное решение. 12 декабря он пометил и письмо, отправленное в Варшаву с извещением о своем вступлении на престол.
Рано утром 13 декабря 1825 года в Тульчине, за тысячи верст от столицы, где располагался штаб 2-й армии, был арестован полковник Пестель. Весть еще не достигла Петербурга. И вожди тайного Северного общества обсуждали встречу подпоручика Ростовцева с великим князем Николаем Павловичем, а также новость о назначении переприсяги на 14 декабря.
Утром 13 декабря план Батенькова о мирном перевороте, с назначением императором несовершеннолетнего Александра Николаевича, а регентшей Марию Федоровну, был окончательно похоронен. Рылеев, и ранее скептически относившийся к планам либеральной части общества, собрав у себя в квартире лидеров, твердо заявил:
– Восстание назначаю на 14 декабря.
Лидеры Северного общества полковник князь Трубецкой, избранный диктатором, поручик князь Оболенский, назначенный начальником штаба, Каховский, Пущин, Николай, Александр и Михаил Бестужевы выражали единодушие с Кондратием Федоровичем. Они рассчитывали на поддержку Гвардейского морского экипажа, лейб-гвардии Гренадерского, Измайловского, Московского и Финляндского полков, а также на Конную гвардейскую артиллерию.
К вечеру лидеры общества вновь собрались в доме Власова у Синего моста на первом этаже в кабинете Рылеева – узкой комнате с кожаным диваном, письменным столом, книжным шкафом и печкой. Мятежники чувствовали себя в безопасности. Окна комнаты выходили на задний двор, где кроме грязно-желтых стен соседнего дома ничего не было видно. Соседство было надежное – Российско-Американская компания, с представителями финансовых кругов которой они поддерживали хорошие отношения.