- И чудесно, до утра всего ничего осталось, отдохнёт сейчас, ноги окончательно отойдут. Кольни-ка ему анальгин, Танюша, чтобы полегче было, а утром осмотрит хирург и назначит лечение, - потом Николай Иванович ободряющие взглядывает на пациента, - и подлечим, и пооткормим, тебя, бедолага. Эх, как же ты умудрился опуститься-то так? Ведь, не твоя это жизнь, сто процентов, не твоя! - на что Константин лишь сокрушённо разводит руками.

Я набираю в шприц анальгин, а сама не представляю, какой реакции ждать, что если он заупрямится сейчас, может, у него к уколам тоже особое отношение, как и к стрижке?

- Вставай, - говорю, - повернись спиной! – он поворачивается недоверчиво, но я перед этим, всё-таки, показываю шприц, - это всего лишь укол, не бойся!

Хорошо, что Иваныч уже ушёл, а Никитична не особо интересуется процедурами, у неё своих дел полно.

Он послушно позволяет сдвинуть штаны, чтобы открыть поле для укола, и даже не дёргается, когда смачиваю спиртом, а потом вкалываю анальгин,

- Ты – молодец! – не велик и подвиг, конечно, но почему-то я очень радуюсь, что всё прошло успешно.

Никитична, таки подогнала кресло-каталку, и мы с Костей, который, несмотря на худобу, еле в ней помещается, да ещё и коленями к подбородку, отправляемся в лифт.

- Ну, вот видишь, как всё хорошо складывается, - ведём диалог в лифте, - поживёшь в тепле, в чистоте хоть немного, а там, может и жизнь заиграет новыми красками, - я говорю, а он молча глядит на меня своими магическими глазищами, но тоже, будто участвует. И я читаю однозначный ответ в его взгляде: спасибо…

Препроводив своего подопечного в палату, вижу, что там, на свободных койках только голые матрасы и подушки без наволочек,

- Выбирай любую из трёх, а утром тебе выдадут постельное, - потом прикидываю, что лучше подальше от соседа, и предлагаю, - давай к окну, там и повеселей и посвежее, будет, - он кивает согласно, порывается уже вскочить, но я мягко кладу ладонь ему на плечо, и он оседает. Мы катим вглубь палаты.

Константин пересаживается на край кровати, я отталкиваю каталку в сторону.

Дедуля в углу, явно выспавшийся на пятилетку вперёд, тут же затевает разговор в одни ворота, сам спрашивает и сам отвечает, а я сожалею, что новый пациент только немой, слушать бесконечный не выключаемый радиоприёмник, то ещё удовольствие. Но парень, явно утомлённый и разомлевший в тепле, уже клюёт носом,

- Ну, пока что ли? – спрашиваю неуверенно, - зайду в следующее дежурство проведать.

Он вскакивает тут же и, бухнувшись на колени, хватает мою ладонь и принимается быстро энергично целовать, я выдёргиваю недоумённо, тогда он ловит вторую и снова осыпает поцелуями.

- Да, что ты, Костя, уймись! – убираю руки за спину, тогда он обхватывает меня целиком своими огромными ручищами и утыкается в живот, я в смятении. Испугался, что ли? – не бойся, никто тебя не обидит, - руки сами возвращаются из-за спины и невольно тянутся к его волосам. Они высохли давно, и теперь я ощущаю их шелковистость и густоту, проводя по макушке. Он льнёт к моим рукам и, практически вжавшись в живот, не выпускает из плена.

А у меня вдруг пропадает всякое желание из него вырываться, так и стоим: я глажу его, как мать пугливого ребёнка, которого впервые привела в детский сад и хочу оставить, и он на коленях, обнимая меня крепко и отчаянно, будто я последняя соломинка, удерживающая его от чего-то страшного и неминуемого. Разрываюсь, как оставить? Так бы и сидела рядом, и гладила по волосам, и утешала, и баюкала, пока не заснёт! Но у меня работа, надо, как-то оторваться. Что происходит?! Что со мной происходит?!!!