- Не надо мне денег от вас! – уже теряю терпение, - приезжайте в больницу, тут ваше чучело с разбитой башкой, а машина где-то на дороге брошена! – а дальше наступает ступор, потом рыдания и долгие выяснения, по какому адресу ехать!

Устала за один звонок! Сижу никакая! Никитична уже вылетает на метле, вернее, выезжает на швабре,

- Ты про своего купальщика не забыла, Танюха? Или утопила, как щенка, поэтому и не спешишь?

- Бляха-муха! Совсем из головы вылетел! – срываюсь с места.

- Там в кандейке смена белья ему, - смеётся санитарка.

Подхватываю по пути одежду и в душевую!

Захожу. Сидит мой патриций в полной задумчивости, закинув через плечо край простыни, будто это тога, только не хватает Римского Колизея на фоне, да и причесон не в тему. Они там стриглись коротко, а тут почти просохшей упругой волной, спускается по плечам шикарная грива, не у каждой девицы такое богатство имеется, вот у меня, например, и половины нет.

Вижу, побрился. Не без ранений, конечно, но ничего, ровненько. Совладал с разовым станком, уже успех!

- Извини, - оправдываюсь, - там раненого с аварии привезли, быстро не получилось, вот одежда, - передаю чистые обноски, и понимаю, что такую красоту надо оформлять в другую оправу, - завтра куплю тебе что-нибудь новое, а пока походи в этом, хотя бы чистое всё.

Константин, вместо того, чтобы привычно кивнуть и взять штаны с майкой, поступает очень странно, чем несказанно меня пугает: сползает коленями на пол и, понуро опустив голову и обхватив мои ноги, тычется в них лбом!

- Господи! Костя! Ну, что ещё за новая хрень?! – отскакиваю.

Тогда он совсем поникает и просто опускается лбом в кафельный пол. Что с ним делать?!

- Ты с ума сошёл?! – приседаю рядом, - что ещё стряслось? За что ты просишь прощения?! Я не понимаю? Ты не виноват ни в чём! Ну же! Поднимайся! – отрываю его голову от пола.

Тогда он подползает ближе и кладёт её мне на колени, в каком-то дурном порыве начинает лихорадочно целовать руки, и я вижу слёзы!

- Хочешь, чтобы я свихнулась? – уточняю, чего же ещё, при таких-то заскоках? Но что там у него в голове и представить сложно, поэтому на всякий случай успокаиваю, - не надо, ты хороший, ни в чём не виноват, не обидел меня, ничем. Я тебя не оставлю, ты поправишься, мы найдём твоего отца, друзей… помогу во всём.

Хоть бы всхлипнул, что ли! Видеть, как здоровенный мужик абсолютно молча, беззвучно обречённо плачет – то ещё испытание! Не в силах совладать со своей жалостью, глажу его по волосам, целую в макушку, она пахнет жасмином и ещё, чем-то неуловимо приятным, мужским.

Наконец, успокаивается, и я помогаю ему подняться,

- Давай-ка оденься, и пойдём, чего-нибудь съедим! Ты съел ватрушки, которые я утром принесла? – надо его отвлечь.

Отрицает.

- Вот, значит, оденешься, и поедем к тебе в палату пить с ними чай.

Он, просветлев, вскидывает на меня вопросительный взгляд,

- Да, да! Вместе будем чай пить! – улыбается. Эх, если бы всё так просто можно было понимать без слов…

Намытый, побритый и довольный мой странный герой смотрится молодцом. Главное, во взгляде появились живость и интерес.

Лёха, заскочив на секунду, как шайтан, ухватывает ватрушку с нашего барского стола и сматывается снова в триста двадцатую смотреть видосы, похоже, там неплохая компания подобралась. Не отделение, а пионерский лагерь, если бы не травмы, дискотеку могли организовать!

А мы, устроившись друг против друга: он на своей койке, я на Лёхиной, пьём чай с ватрушками. С утра они, ясное дело, были вкусней, но и сейчас неплохи.

У нас немой диалог, только глазами. Вот что он мне хочет сказать?