– Охо-хо, и где же моя Снегурочка? Куда запропастилась?
Женька подскочила, как ужаленная, и вытаращила огромные глаза на меня.
– В балете не говорят! – прошипела она точь-в-точь, как гусь в деревне, совсем не лебедь. – Ты разве этого не понял?!
Оу, сколько темперамента! – подумал я, а вслух сдался:
– Хорошо, хорошо, я могила! – и жестом показал, что застегнул себе губы на змейку-молнию.
Она зыркнула, как директор школы, и снова согнулась. Меня так и подмывало процитировать сказку «Морозко»: «Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе...» Хотя ладно, ещё покусает. И я, топая, будто в валенках – хоть от этого не удержался, – пошёл «искать потеряшку».
А она громко дышала. Нашёл бы даже с закрытыми глазами! Под подкрадывающуюся музыку я приблизился и тронул её легонько за плечо. Женя встрепенулась, разогнулась, поднялась на носочки, какая-то вся совсем иная. Такая интересная!
Девушка вспыхнула тёмными глазами, словно обрадовалась, увидев меня. И... прильнула к моей груди, обвив руками мою шею. Так нежно и ласково, что я оторопел. Пригнулся, чтобы ей было удобно, чуть не коснувшись губами виска. Но она уже отстранилась. Запорхала на носочках передо мной под воздушную музыку себе под стать. И было в этом какое-то волшебство...
Я уставился на неё, обомлев, и забыл, что надо делать дальше.
– Руку! – рыкнуло прозрачное создание.
Я опомнился и протянул ладонь. Она оперлась о неё весьма цепко и, встав на палец одной ноги, подняла вторую очень высоко. Я оглянулся, а Женя уже промелькнула за моей спиной. Как муха бесшумно.
– Другую! – раздался рык слева.
Я замешкался, обернулся. Снежинка стояла, уткнув руки в боки и поджав губы.
– Это никуда не годится! Ты же сказал, что запомнил! Или всё ушло в твоё «Охо-хо»? Это же элементарно: одну руку, другую, потом на плечо. Всё в такт, даже думать не надо!
Вот наглая! – тренькнуло у меня в голове.
– Так, давай-ка сбавь обороты. Я тебе не мальчик из твоего театра! – строго ответил я.
Женя моргнула пару раз и опомнилась, изобразила улыбку.
– Да, извини, ты же в первый раз. Прости-прости, я очень нетерпеливая. Давай ещё попробуем?
– Ну давай, – буркнул я басом. – Только без этого вот. Заводи свою шарманку с самого начала.
С ангельским видом эта тиранша муравьиных размеров попросила елейно:
– Серёжа, ты, пожалуйста, снова отойди к той стене, хорошо?
Ага, уже Серёжа... Ну-ну!
– Хорошо, – всё ещё недовольно проворчал я, чтобы не расслаблялась.
А то ишь, раскомандовалась!
* * *
Во второй раз сбился не я, а она. Оказалась слишком далеко за спиной, когда я подал руку.
– Ещё раз! – сказала Женя.
Я кивнул. И понеслось. В третий раз лажанули оба – при прикосновении ладонь к ладони голова моя сразу отключалась. В четвёртый... Впрочем, я держался, хоть и не железный. Но разве можно чувствовать себя деревом, когда обольстительная, пахнущая чем-то пряно-японским, красивая юная женщина в четвёртый раз кидается тебе на шею, касается пальцами загривка, улыбается, заглядывая в глаза?
Женя снова мгновенно отстранилась, будто дразнясь. Я всё-таки не перепутал руки, но когда подхватил её за осиную талию, обтянутую тонкой тканью и посадил к себе на плечо, почувствовал её горячие бёдра, ножки и запах, снова забыл, что мы делаем и зачем. В её касании, тепле тела и хрупкости было что-то одуряющее, словно я подросток и никогда раньше не видел женщин.
И аромат её кожи... – стопроцентное попадание. Сердце заухало за рёбрами, мысли пропали, музыка играла, заливаясь скрипками. Женины руки взлетели в воздух, она поёрзала на моём плече, провела как бы невзначай ножкой по моей голой руке. И у меня в голове перемкнуло. Я в волнении аккуратно опустил эту крошечную, невероятно женственную куколку. Развернул к себе, ощущая ладонями талию. Шепнул горячечно: