Открывает перегородку, просит водителя:

– Притормози у цветочного.

Выбирает не просто магазин – а один из самых дорогих бутиков в городе. Возвращается с нежным букетом. В нём улыбаются анютины глазки и звенят колокольчики – лёгкий, летний, полевой.

– С днём рождения, – говорит просто, протягивая это чудо мне.

Краснею до корней волос. Весь ужас, случившийся недавно, отходит на задний план. Есть только я, он и чудесные цветы. Как раньше была мелодия. Я настолько счастлива, что даже не могу подобрать слов благодарности.

– Теперь не больно?

Мотаю головой. Теперь хорошо. Даже слишком.

Мы ещё полчаса катаемся по городу – Илларион выспрашивает всё, как я жила эти пять лет. Ему есть дело. Я интересую его!

К дому тёти подъезжаю счастливой. Илларион выходит, открывает дверь и любезно целует мне руку, прежде чем отпустить.

Теперь я взрослая.

Уже можно.

Ему – трогать меня. Мне – терять голову и желать.

Впрахиваю на крыльцо, прижимая к сердцу цветы. Лерка встречает меня у входа. И я понимаю, что кузина наблюдала за нами в окно. Краснею, но скорее от удовольствия – меня видели с галантным мужчиной!

– Охренеть! – комментирует Лерка. – Как? КАК! Тебе удалось захомутать его?

Пожимаю плечами:

– Никак. Я просто пришла к Семёновым, а там он.

– Ну да, я несколько раз видела его с Семёновым в клубе. Они проходили сразу наверх, в вип-зону. Важные и деловые. Знаешь, как акулы над мелкой рыбёшкой. Могут сожрать всех в любой момент, но не сейчас… Блин, да я на него ещё с того твоего дэрэ запала. А сейчас он – ммм… От него так и разит опасностью и тайной. Помнишь, я говорила тебе, – тараторит без умолку, – что моё сердце занято, и ты оценишь мой выбор? Так вот, – тащит меня в гостиную, усаживает на диван, – речь шла как раз о нём, об Илларионе Старшилове. Фень, ты имеешь к нему подход. Ключики. Ты поможешь мне? Ведь поможешь?

Я не успеваю оценить масштаб катастрофе до того, как губы уже шепчут:

– Да.

Разум вопит: «Дура, ой, дура!», но слово уже вылетело, а оно – не воробей.

– Пойду, – встаю с дивана, – надо поставить цветы…

А в голове бьётся: зачем?

Наверное, я насквозь пропиталась благодарностью, так, что она отключает рациональную стерву и эгоистку…

Но главное – что скажет Илларион, если узнает об этой сделке?

***

Жизнь меня ещё не научила не бросаться пустыми обещаниями, учит Татьяна.

– Ну, ты и дура, Фенька! – чихвостит после моего рассказа. – Люди не вещи, чтобы другие ими распоряжались. А если мужчина не захочет с Леркой твоей быть, ты как его заставлять намерена?

Никак. Я красная вся выслушиваю её нотации – правильные, мозги вправляющие. Моё молчаливое сопение Татьяна понимает как надо и продолжает:

– Лучше делом займись! Ты туда поступать приехала, а не дела сердечные своей кузины решать!

– Так и есть, – соглашаюсь уныло.

На самом деле решать я ничего не собиралась. Потому что Татьяна права – люди не вещи.

– С матерью увиделась? – вопрос вышибает дух.

После того визита я звонила ещё дважды, на городской, но каждый раз девушка-горничная отвечала, что Мирослава Сергеевна занята и не может сейчас подойти. И, мол, как освободиться – сама перезвонит.

Не перезвонила. Ни разу.

Вздыхаю:

– Похоже, я ей не нужна. Она меня забыла и выкинула из сердца.

– Не спеши осуждать мать! – пеняет та, кого за эти пять лет я привыкла считать мамою тоже. – Ты не знаешь всех обстоятельств. Но поверь мне – ни одна мать не может забыть своё дитя. Тем более, из короткого общения с Мирой я поняла, что она тебя очень любит и дорожит тобой. Возможно, люди, которые окружают её, не позволяют вам видеться.

Татьяне удаётся пробиться к моей совести, и мне становится стыдно, что я подумала о маме плохо. Я же прекрасно знаю, кто такие Семёновы и на что они способны. Мне следует быть на её стороне.