Снова явившегося подарком судьбы прямиком на мой день рождения…

7. – 5 –

Как мерзко осознавать, что тот, кем полнится твоё сердце, застаёт тебя в таком положении. На меня словно выливают ведро помоев, буквально ощущаю, как стекает вонючая жижа…

Людка внезапно подчиняется, отпускает меня. А её брат продолжает пускать слюни и совершать непристойные движения жирным тазом.

Старшилов приближается, протягивает руку. Когда наши пальцы соприкасаются, меня будто обжигает. Не знаю, как хватает сил подняться. И наглости бросить на него взгляд. Налюбоваться. Последний раз…

Наверняка, я сейчас пала ниже некуда в его глазах.

Мимолётного взгляда хватает, чтобы задохнуться. Я и забыла уже, как сильно нужно вскидывать голову, чтобы встретиться с сине-фиалковыми глазами. Он изменился – как говорится, возмужал, заматерел. Взгляд подёрнулся корочкой льда – толстой и непроницаемой. От этого жутко. Вряд ли этот Илларион стал бы сочинять мелодии для глупой маленькой девчонки. Вряд ли играл бы с ней в четыре руки…

Все эти мысли вихрем проносятся в голове прежде, чем приходит главная: что он делает здесь? Может ли его присутствие означать…

– Феодосия Павловна, сейчас подъедет машина, садитесь в неё и ждите меня. Нам нужно поговорить.

Киваю на автомате, соображая, что это меня так вежливо выпроваживают. Не спорю, бреду к двери. После всего, что случилось, у меня в голове звон, пустота и потеря способности к анализу.

Где-то я читала, что день рождения – это наиболее тяжёлый период для любого человека. Он в такое время максимально уязвим, как истинный новорождённый.

Вот и я сейчас такая. Мало что понимаю. Кое-как добираюсь до ворот, где уже стоит огромная чёрная машина. В ней что-то хищное и опасное. Однако, завидев меня, водитель выбирается и вежливо распахивает передо мной дверь на заднее сидение. Забираюсь без вопросов. Сажусь, зажимаю ладони между колен и уставляюсь в одну точку.

Наверное, я пугаю водителя. Этого верзилу с очень недобрым лицом и страшным шрамом через щёку. Я – его. Он нервно барабанит пальцами по рулю и зачем-то говорит:

– Илларион Валерьевич велел ждать…

Киваю. У меня нет сил на слова.

Илларион появляется вскоре, садится рядом со мной, обдавая запахом сандала и морозной свежести – своего одеколона – и рождая в душе смутное волнение непонятного толка…

– Полагаю, – переходит к сути без обиняков, – у вас много вопросов. И главный из них: что я делаю в доме Семёновых?

Его голос. Раньше он кутал в тёплый бархат, сейчас – звенит сталью. Холодный голос человека, который не знает, что такое эмоции, не ведает слабостей. Я невольно ёжусь, замерзаю, даже обнимаю себя руками, но всё-таки отвечаю:

– Угадали.

– Трогай, – командует он и поднимает перегородку между нами и водительским сидением. Машина плавно начинает движение, а Илларион откидывается на сидение и прикрывает глаза: – Причина моего визита в эту семью – наследие вашего отца. Я не верю в эзотерику и шаманство, но тут готов согласится с тем, что оно проклято. Никита Семёнов взял часть долгов вашего отца на себя и – вместе с ними пришли проблемы. Сейчас уважаемый бизнесмен на грани разорения, в долгах и с кредиторами на хвосте. От него отвернулись многие партнёры. Странная ситуация.

Усмехаюсь:

– Это не проклятие, это возмездие. Жизнь справедлива.

Илларион бросает на меня слишком пронзительный взгляд – будто вскрывает скальпелем до недр души.

– Он причинил вам боль. Лично. Да?

Не отвечаю, отвожу взгляд. Пустота в голове медленно сменяется паникой и жаром. Странным жаром, который от лица отливает вниз и там тяжелеет. Сердце колотится и заходится. От мужчины рядом со мной слишком приятно пахнет. Он слишком желанен и запретен.