— Прости, Лесь, — выдавливает Славик.

В носу вдруг начинает свербеть из-за очередной порции дежавю…

Сколько раз Ярый проворачивал подобное в моем детстве? Пожалуй, десятки. Защищал меня от всего и от всех, включая собственного братца. Казалось все мои счастливые моменты были связанны именно с ним…

Никогда бы не подумала, что в первую очередь стоит защищаться как раз от него самого!

Киваю как-то невпопад, и спешу скрыться за дверью, любезно открытой для меня внезапно воспитанным Славой.

— Проследи, чтобы ее ни одна живая душа не увидела, — слышу я наставления Ярого. — Никто не должен знать, что она имеет к нам какое-то отношение, понял?

— А она разве имеет? — отмахивается младший.

— Слишком много знает о нас. Ее могут использовать, чтобы выведать какую-нибудь информацию.

— Знала, — исправляет его Слава.

— Объясню популярнее, — терпеливо цедит Ярый. — Ещё год назад она проводила времени с Верой Петровной в разы больше нашего. И судя по тому, что о твоих похождениях девочка наслышана, откуда нам знать, какой ещё информацией ее снабдила наша сплетница. Догоняешь? Это опасно и для неё, и для нас. Поэтому позаботься о том, чтобы вернуть ее в ее прежнюю жизнь без изменений: следи, чтобы не было хвоста, и чтобы вместе вас никто не увидел. Я понятно объясняю?

— Да понял я, понял! — бросает Слава и запрыгивает в машину на водительское сиденье передо мной.

— И ты, — Ярый поворачивается ко мне. — Никогда, никому не говори о том, что знаешь нас…

— Как обычно, Ярослав Сергеевич, — с комом в горле отзываюсь я и выдавливаю язвительную улыбочку. — Как бы я хотела никогда вас не знать.

Он смотрит на меня долгим взглядом:

— Договорились. Я позабочусь о том, чтобы это оказалась наша последняя встреча, — с этими словами он закрывает мою дверь и спешит убраться из гаража, через внутреннюю дверь.

Не понимаю. Почему так душа болит. Он ведь мерзавец, каких свет не видывал! Я должна радоваться, что наконец очнулась от своей детской влюбленности. Однако… все не так просто, как хотелось бы, и даже детская влюблённость оказывается способна оставить глубокие неизлечимы шрамы. И не только их. К слову…

Вытаскиваю из кармана свой разбитый телефон, когда мы уже едем по шоссе.

— Вот блин, — сетую тихо.

— Чего у тебя там? — не оставляет мое бормотание без внимания Слава, и подглядывает за мной в зеркало заднего вида. — Телефон нужен? Могу свой одолжить?

— Буду признательна, — искренне отвечаю я.

Слава протягивает мне свой разблокированный айфон, и я набираю по памяти номер моей юной соседки — Даши, чьей семье Волковы продали квартиру ещё год назад, когда втихаря и без всяких прощаний вдруг увезли Веру Петровну.

Тогда я была уверена, что это она от горя потери внука решила поменять место жительства, чтобы ничего о нем не напоминало. Но теперь понимаю, что этот самый внук и принял решение за неё, очевидно из-за того, что на него открыли охоту.

Жалко мне мою любимую соседку. Она любила свою квартиру. И меня. Она мне фактически ведь родителей заменила. А из-за сомнительного образа жизни своего внучка вынужденная вот так на старости лет бросить все, что ей было дорого и прятаться.

Этот подонок не только мне жизнь испортил!

Блин, Дашка трубку не берет. Все из-за ее мнительности — с незнакомцами не общается, на номера незнакомые не отвечает. Оно-то и правильно, в шестнадцать-то лет, но мне-то теперь что делать?

Пока со скрипом вспоминаю номер Маси, бросаю взгляд на Славика и замечаю, что он поглядывает на меня.

— Прости, что так долго. Никто трубку не берет, — оправдываюсь я.

— Пользуйся на здоровье, — отмахивается.